– Не буду ничего преувеличивать, – продолжает мсье Гордон, – но должен признать, что педопсихиатр, который обследовал Ги, хоть и болтает на своем ученом жаргоне о девальвации образа матери и обращении к отцу для выявления своего "я", подтверждает очевидное. Да и я под впечатлением этого деления на папиных и маминых, которое ваши дети придумали...
– Как? – удивился Луи.
– А вы не знали? – спросил мсье Гордон.
Соблюдение приличий, эвфемизмы, стремление не нарушать привычного течения жизни – все это помогас заглушать семейные недуги; и вдруг является чужой человек, срывает повязки, обнажает кровоточащую ран Луи рот открыл от удивления, был озадачен, восхищен: Папины дети! Да за что же они его так любят его, который их столь сильно ранил, почему тянутся именно к нему?
– Не подумайте, что я их в этом поощряю, – продолжал мсье Гордон. – Вначале я просил их избегать столкновений, иметь доказательства, что не они сами их вызвали. Посоветовал несколько месяцев поразмыслить. Но вижу, что они устали. Роза сама мне в этом на днях призналась: До каникул еще надеюсь продержаться. А потом уже ни за что не отвечаю.
Луи смотрел на Одиль, та – на своего малыша, не говоря ни слова. Мсье Гордон понизил голос:
– Хотел бы еще раз сказать вам, что это дело не в моей компетенции. Оно не касается и Управления по санитарным и социальным вопросам. Скорее, оно в компетенции суда, и вы сами могли бы подать туда заявление о необходимости изменить опеку над детьми. Но пожалуй, надо немного обождать: суд обычно отказывается менять опеку над детьми в течение учебного года. Все это будет нелегко, и решение должны принять вы... ,
– И моя жена также, – сказал Луи.
– Ну конечно, – согласился мсье Гордон. – Мадам Давермель несет ответственность прежде всего за своего ребенка. Она вправе не брать на себя ответственности за других детей, и даже не желательно, чтоб она принуждала себя это делать. Ей эта опека над детьми может надоесть, а тут неуместны эксперименты.
Луи замер, застыл как глыба. Он-то в долгу перед Розой и Ги за то, что они лишились отца, это ясно, но неужели и Одиль как его сообщница тоже в долгу перед ними? И вдруг, к своему удивлению, он услышал.
– Роза и Ги, – сказала Одиль, – окажут мне большую честь.
– Не хотел бы я искушать вас, – обратился к ней мсье Гордон, – но одного честолюбия тут будет мало.
Тогда Одиль поднялась с места, подошла к мужу, встала за ним и положила руки ему на плечи.
– А вы чего бы хотели? Чтобы я прыгала от радости? Нет, не могу я прыгать от счастья при мысли, что мне придется мыть посуду после пятерых. Но сейчас дети Луи уже не пугают меня, как это было в самом начале нашей семейной жизни. По крайней мере младшие, потому что надо откровенно сказать, мне было бы куда хуже, если бы пришлось взять к себе двух старших. – И она рассмеялась, запустив все десять пальцев в волосы мужа. – Ну что ж, если так случится – неплохо! Если нет – еще лучше! Не так уж я прекраснодушна, мсье Гордон. Не стыжусь сказать вам, что, хотя по моей вине рухнула семья, я мечтаю о своем маленьком счастье. Луи молчит, но и он думает так же. Правда, в его представлениит счастье, как мне кажется, входит не только любовь ко мне, но и любовь к своим детям. И, чтобы сделать прочным мое счастье, я обязана понять Луи. Вот почему я готова принять всю компанию... Хотите чашку кофе?
Клочки бумаги, разорванной на восемь частей, брошенные Розой в мусорную корзинку, а затем тщательно склеенные Алиной, содержали загадку: Надз, Цветочная, д. 18 и, видимо, обозначали что-то важное. К тому же, вместо того чтобы пойти домой, дети вскочили в автобус. Стало быть, нужно сразу ехать следом.
Спидометр в старой колымаге Алины показывал 104 567 километров; сиденья в машине были засаленные, продавленные, а чехлы пропитаны неистребимым запахом, который, несмотря на опрыскивание всевозможными освежающими средствами, не выветривался. Лишь одно достоинство имела машина – она была серой и не бросалась в глаза. Дети и не подумали обратить внимание на этот автомобиль, выделить его из потока других машин, как не узнали на расстоянии свою мать, надевшую на голову косынку, темные очки и старое пальто Жинетты. Если вы содержите этакую «гостиницу с рестораном», которую неизвестно почему называют семьей, постояльцы редко дают вам передышку, но зато ваше отсутствие объясняют лишь хозяйственными нуждами; когда из-за нехватки денег у вас нет гаража и машину приходится ставить на улице в ста метрах от дома, вы можете отправляться в любом направлении и следить за кем угодно, не вызывая подозрений. Задача, конечно, неблагодарная, но такова печальная необходимость. Право на опеку и сама опека соединены, как чайник и вода, которая может испариться. Когда у вас четверо деток которые подрастают и вот-вот разбегутся в разные стороны, надо все-таки знать, где они находятся.