Читаем Анатомия посткоммунистического мафиозного государства полностью

Кланы и роды досовременных обществ, с одной стороны, складываются в основном на кровнородственной основе, но, расширяясь на личной, семейной основе, принимают и чужих. Когда сеть уже вырастает за рамки кровнородственной иерархии, система усложняется, это уже характерная черта организации мафиозного типа. В элите мафиозного государства семья, основанная на кровнородственных связях, постоянно пополняется семьями, присоединяющимися к ней не на кровнородственной основе, то есть становится приемной семьей. С другой стороны, права, компетенции кланов и их вождей составляют в досовременном государстве часть естественного права. Если незаконные права для приемной семьи кланового типа выбиваются с помощью коррупции, угроз и насилия, то это уже мафия, а если все это делается с позиции монополии на публичную власть, то это – мафиозное государство.

● Некоторые эмираты в районе Персидского залива как своего рода постмодерные монархии строятся на базе сети семей и приемных семей, связанных с родом правителя, но как таковые они легитимны. Это своего рода монархии, в которых глава клана по этому праву является одновременно и правителем: его положение в семье и более широкая властная легитимность совпадают. Не так, как в мафиозном государстве, в котором он нацеливается на эту позицию, но его статус нелегитимен. Глава политической семьи мафиозного государства в крайнем случае жаждет добиться положения шейха, характерные черты которого: династическое наследование власти, назначенный, в лучшем случае отчасти выбранный, но располагающий лишь совещательным правом парламент. В то время как граждане государства, члены приемной семьи, получают своего рода ренту от государства, гастарбайтеры, находящиеся на нижнем уровне общественной пирамиды, но во много раз превосходящие граждан данного государства по своей численности, не имеют гражданства, то есть снабжения, полагающегося по праву принадлежности к приемной семье. Казна не имеет обязательств по обеспечению их детей и престарелых родственников, оставленных за пределами шейхства. Благодаря нефтяным доходам эти страны (как Катар) даже могут проводить чемпионаты мира по футболу. То, чего глава приемной политической семьи мафиозного государства вынужден добиваться шантажом, замаскированным под легитимный метод, дается шейхам в их собственных «владениях» естественным образом как главам семейного бизнеса. Власть шейхов легитимна по своей природе, в то время как «социальную солидарность» они должны проявлять только по отношению к членам своего рода и располагающей гражданством приемной семье.

Феодальные сословиявсе-таки состояли в своего рода легитимных договорных отношениях с монархом и располагали перед лицом монарха правами, вытекавшими из их сословного статуса. Вассал правомерно владеет своей собственностью, в то время как сюзерен может правомерно лишить его этой собственности. Вся система строится на этом легитимном принципе, статус вассала совпадает с положением вассала. Сущность мафиозного государства в том, что в условиях формального гражданского равенства с помощью – в данном случае – государственного насилия происходит отъем собственности у одних и незаконная передача его другим. В мафиозном государстве у вассала нет вассального статуса, в крайнем случае есть лишь вассальное положение. И в то время как гражданское равенство не уничтожено de jure, de facto возникает масса вассальных положений.

● Несмотря на то что члены христианского среднего класса режима Хорти, существовавшего между двумя мировыми войнами, в качестве джентри с пошатнувшимся материальным положением попадали во всю бóльшую зависимость от возможностей, предоставляемых им государственной бюрократией и армией, благодаря своему сословному статусу они еще располагали определенными, принадлежавшими им по собственному праву привилегиями, пользовались особым вниманием, хотя признание в обществе в основном обеспечивалось посредством государственной бюрократии, армии и организаций сословного характера. Повышение социального статуса и вхождение в ряды христианского среднего класса путем рыночного обогащения легитимировалось инициацией, актом принятия. Непотистские отношения внутри деклассирующегося среднего класса имели в основном личную природу, но не складывались в субординационную иерархию с одним центром, характерную для приемной политической семьи. Эти отношения скорее образовывали сеть привилегированных связей сословных, цеховых, дружеских статусных сообществ на базе так называемой солидарности благородного среднего класса.

Средний класс буржуазных обществ, несмотря на наличие имущественных и культурных различий, все же добился своего статуса в конкурентной борьбе, для него не характерны связи сословного или вассального типа.

Властная элита южноевропейских фашистских диктатур строилась на базе фашистских партий, при этом она лишь ограничивала, усмиряла экономическую элиту, класс собственников, но не экспроприировала ее. Эта элита в ее нацистском или иных, возникших в ходе Второй мировой войны разновидностях разграбила «еврейские капиталы», позже передав их «арийским» собственникам или пополнив ими государственный бюджет.

Властная элита бывших коммунистических режимов входила в иерархию коммунистических партий, а замещение государственных постов регулировалось строгими правилами номенклатуры. Однако в номенклатуру входили не семьи, а – на идеологической основе – отдельные лица. В их случае династические черты появлялись лишь изредка и в виде исключения, более того, иногда лояльность – в классических сталинистских формах – нужно было доказывать именно предавая семью. Класс собственников был ликвидирован путем национализации и кооперирования.

Коммунистическая номенклатура:

– ее формирование происходило не по логике формирования приемной политической семьи в мафиозном государстве; она строилась не по патриархальным субординационным образцам;

– личные привилегии ее членов выражались лишь в ограниченных потребительских преимуществах, имеющих значение при экономике дефицита, а не в крупном накоплении семейной собственности;

– ее власть имела чисто политическое – то есть не смешанное, политическое и экономическое – происхождение и природу, поэтому политическая власть ее членов ограничивалась временем их пребывания на должности, в отличие от власти приемной политической семьи, которая, естественно, оказывается поколебленной в результате политического поражения, но сохраняет значительные, парализующие политику ресурсы в сфере экономики;

– осуществленная ею национализация была конечной стадией экспроприации частной собственности предпринимателей, а не промежуточным этапом перераспределения собственности (take over).

Олигархи, образующие экономическую элиту при смене коррупционных режимов, составляют группу, лишь частично влияющую на государственную власть и контролирующую ее, но не господствующую над ней в полной мере, они формируют конкурирующие группы и не входят в одну-единственную субординационную иерархию.

В мафиозном государстве, где семья так же свята, как и в традиционной мафии, испытание состоит не в принесении семейных связей в жертву партийной лояльности, а, наоборот, в превращении некровнородственных отношений лояльности в скрепы приемной семьи. Таким образом, в случае венгерского полипа, как показывает присуждение концессий на эксплуатацию табачных киосков, выделение государственных земель в аренду или цепочка протекционистского распределения государственных и евросоюзных заказов среди членов приемной семьи, это не просто идеологические или партийные связи. Созданное партией «Фидес» сообщество, объединенное общими интересами, является сообществом с более тесными (партийными) связями, чем это принято в либеральных демократиях, и благодаря системе финансовых и имущественных привилегий члены этого сообщества участвуют в нем не только лично, но часто и вместе со своими родственниками. В результате этого узкий круг иерархически связанных между собой лиц, первоначально состоявший из небольшого числа членов партии, приученных к дисциплине с 1990-х гг., стал расширяться концентрическими кругами, вовлекая в систему и другие лояльные социальные группы, которые, однако, получали иной статус и иные права и привилегии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги