Анатомия призраков

Он отвернулся и застонал. Элинор заранее запаслась в аптеке опийными пилюлями. Она достала из кармана маленькую вощеную коробочку, заручилась помощью Бена и уговорила мужа принять две сразу. Пилюли, по крайней мере, облегчат его боль, а это уже больше, чем способны сделать врачи со своими диагнозами и учеными степенями.

Спал доктор Карбери неспокойно. Элинор, Сьюзен и Бен сменялись у постели. Элинор не спала. Всю ночь куранты колледжа неустанно отмеряли медленное течение времени. Днем и ночью часы напоминали, что она в Иерусалиме, своей тюрьме и своем святилище.

Элинор задумалась, не позвать ли священника, но отказалась от этой мысли на основании того, что это только разъярит мужа, поскольку его подлинное состояние станет тогда известно за пределами дома. К тому же это может усилить его страх, поскольку покажет, что Элинор считает его умирающим. Долгие часы она твердила себе вновь и вновь, что у него – и у нее – есть основания надеяться. Телосложение ее мужа на редкость могуче, и он переживал бури и похуже этой. Она отгоняла прочь мысли о том, что станет с ней, если он умрет. Она отгоняла мысли о Джоне Холдсворте.

Пробило два часа, когда Элинор вышла из комнаты больного, где место у кровати заняла Сьюзен. Доктор Карбери не спал, но был без сознания. Казалось, он не чувствует боли. Элинор закрыла за собой дверь и медленно и тихо пошла по коридору к своей комнате. Она испытывала усталость, но не сонливость. Женщина остановилась у окна, которое освещало лестничную площадку, и отвела занавеску на несколько дюймов.

Окно выходило на запад, на маленький дворик перед домом и город за ним. Дождь после полудня прекратился. Небо прояснилось. Крыши, башни и шпили расстилались перед ней, как спящая стая чудовищ. В их тени теснились низенькие домишки горожан.

Ее внимание привлекло движение. Кто-то шел по двору внизу. Она различила темную фигуру, которая пробиралась к ограде, отделявшей северную сторону двора от Иерусалим-лейн. Неуклюжие хаотичные движения человека напомнили ей несуразных насекомых с длинными ногами – долгоножек.

Элинор тут же вспомнила, как в детстве, еще в школе, они называли подобных насекомых дергунчиками и как Сильвия поймала одного и оторвала ему ножки – скорее ради эксперимента, чем из жестокости. В действительности Сильвия никогда не была жестокой. Но она всегда отчаянно стремилась к знаниям и была охоча до экспериментов. Иногда это приводило к тому же результату, поскольку желание служило оправданием самому себе.

Воспоминание вызвало гадкое и безымянное чувство, горькое, как полынь. Одновременно, как будто Сильвия лично запалила факел, который на мгновение осветил настоящее, Элинор узнала в фигуре внизу мистера Соресби. Он добрался до дальнего угла двора, где ограда встречалась с каменной кладкой. Подтянулся на руках и осторожно перебрался через шипы. Несколько секунд она наблюдала, как он сражается с преградой, но внезапно он исчез, проглоченный Иерусалим-лейн.

Она позволила занавеске упасть на место и вернулась в свою комнату. Мистер Соресби скрылся. Вероятно, ее долг – немедленно сообщить об этом мужу или, если сие окажется невозможным, послать Бена с сообщением к мистеру Ричардсону. С другой стороны, кому это пойдет во благо? Уж точно не колледжу и не мистеру Соресби. Она не могла винить сайзара за то, что он сбежал от ситуации, которая обещала ему один лишь позор. И кто она такая, чтобы усугубить его положение?

Утром в среду Джон проснулся и услышал, как Малгрейв весело насвистывает, хлопоча на кухне. Было около восьми часов. Он спустился, умылся и обосновался в гостиной, куда Малгрейв принес ему чая. Джип вернулся вчера поздно вечером. Он сказал только, что обстряпал небольшое личное дельце и что все прошло как нельзя более гладко.

– Мистер Олдершоу внизу? – спросил Холдсворт.

– Еще спит, сэр. Можно рассказать вам кое-что по секрету, сэр?

– Что именно?

Джип достал записную книжку, вынул небольшую газетную вырезку и аккуратно положил ее на стол.

– Это из «Кроникл», сэр. За февраль.

Холдсворт изучил вырезку. В ней содержался вердикт по делу о несчастном случае со смертельным исходом на Трампингтон-стрит: девушка по имени Табита Скиннер, четырнадцати лет от роду, задохнулась вследствие припадка во сне. Печальное событие произошло вечером во вторник, шестнадцатого февраля, в доме миссис Фиар. Четыре месяца назад, подумал Холдсворт, почти день в день. История была особенно грустной, поскольку девушка была сиротой из лондонского госпиталя Магдалины. Миссис Фиар, вдова священнослужителя, усердно занималась благотворительностью и за свой счет привезла девушку в Кембридж в надежде обучить несчастную работе служанки.

Он поднял взгляд:

– Когда миссис Уичкот нашли в Иерусалиме? Вам известна точная дата?

– Утром в пятницу, семнадцатого февраля, сэр, – ответил Малгрейв.

– Кто такая эта миссис Фиар? Она связана с нашим делом?