Анатомия развода

Когда он увидел почерневшую, постаревшую на десяток лет жену, он обиделся за этот ее вид. Что за распущенность? Где ее достоинство? Ведь он же держится. Он даже хотел что-то сказать ей про одинаковость их положения, но вспомнил Вику, спохватился, и ему стало стыдно, а Анну стало жалко. У него застучало в висках и закололо в боку. Набежала противная слюна, так и хотелось плюнуть тут же, но он ее интеллигентно - так ему казалось - сглотнул и сказал Анне хорошим человеческим голосом:

– Ты не спала, Аннушка, и зря. Ей-богу, мы, мужики, этого не стоим. Я еще выдам тебя замуж.

Она посмотрела на него так, что у него снова закололо в боку, и он понял, что легкого и изящного развода у них не будет, что будет склока, что Анна беременна этой склокой, вон какие синячищи под глазами. Это у нее к крику.

– Я не хочу скандала, - предупредил он. - Не мы первые, не мы последние. У вас с Ленкой все будет, я не зверь какой… Я хочу, чтоб мы остались добрыми друзьями. Хочешь, сегодня поедем посмотрим квартиру?

– Какую квартиру? - спросила Анна.

Он понял, что, торопясь к мирному финалу, выпустил целое звено, и теперь как-то надо объяснить, о какой квартире идет речь, а значит, надо подробно и о Вике. Он растерялся и уже готов был все замять.

– Есть тут один вариант…

– Вариант? - Анна отошла к окну и стала смотреть во двор. Алексей Николаевич решил, что она отвернулась, чтобы скрыть слезы, что сейчас они у нее катятся по щекам, и, наверное, хватит на сегодня, и так всего много, поэтому он заторопился, радуясь, что нужно уходить и что все, собственно, уже позади. Он уйдет, она - никуда не денется - будет думать о варианте, а тут он спокоен: то, что ей будет предложено, не просто хорошо - прекрасно.

– Так вот, - повернулась к нему Анна, - так вот… Хочешь уходить - катись… Но квартиру я тебе не отдам. Это наша с Ленкой квартира. У тебя есть вариант? Вот и иди туда… Я же отсюда не тронусь…- И она ушла в ванную. Он стоял в одном ботинке, всем телом ощущая неестественность, неудобство. Он сунул ногу в другой ботинок, но неестественность осталась, тогда он пошел к ванной и постучал в дверь. Она открыла ему сразу, в руках у нее была зубная щетка, а рот был полон пасты. И этим брызгающим белым ртом она сказала ему громко и внятно:

– Какая же ты сволочь!

***

Вика пришла к нему в клетушку с мокрыми гранками, и они успели просохнуть, пока он ей все рассказывал. Он даже удивился, почему это у него так долго все получается, разговор с Анной был ведь короткий, а он говорил, говорил, пока Вика не сказала: «Хватит, Леша, в четвертый раз уже не надо…»

– Что случилось, то случилось, - продолжила она. - Тут уже ничего не изменишь. Теперь надо вести себя правильно. Ничего резкого, пока по-человечески не договоритесь. Дай ей и поорать, и побазарить - это нормальная реакция. Но будь стоек в главном. Это ты получил квартиру, а точнее - ты и твоя мать. Ты не гонишь ее на улицу, а предлагаешь прекрасный вариант. Не подкопаешься ни с какой точки зрения. Потом надо привлечь на свою сторону Ленку. Как она?

И вечерний, и утренний разговоры проходили без дочери, и как она - он понятия не имел. Привлекать же дочь на свою сторону для него задача непосильная. Так он подумал сразу, но Вике сказал: «Да, да, это сейчас главное!» На этом она и ушла с совсем уже сухими гранками, а он с ужасом представил, как же все будет с Ленкой?

Если было на свете что-то абсолютно чужое ему и непонятное, то это была дочь. Все в ней, начиная с завернутых снизу джинсов и кончая орущей музыкой, было ему противно, вызывало неприязнь и раздражение. Каждый раз, когда они садились за стол и она начинала манерно ковыряться в салате и высказывать непотребные суждения, о которых он и подумать боялся, он не понимал, как случилось, что у него, очень лояльного во всем человека, могло родиться такое существо?