Анатомия скандала

Очень кстати подоспела очередная сенсация: раскрыт и сорван заговор террористов. Два исламских экстремиста из Майл-Энда планировали новый теракт в лондонском метро и были задержаны в момент передачи взрывчатки. Полицию охватил страх, что подробности дела просочатся в прессу и это повлияет на мнение присяжных, но газеты были заняты обсуждением потенциального ущерба от несостоявшихся терактов. Джеймсу не пришлось давить на председателя специальной комиссии, чтобы тот помог для виду затеять оживленную полемику. Малколм Твейтс, напыщенный бывший министр внутренних дел, задействовал бы свои контакты, подчеркивая явный вред британского климата для здоровья мусульманских беженцев, и разжигал бы страхи своих избирателей и всего белого населения Британских островов. Интрижка замминистра, о которой мало кто слышал за стенами Вестминстера, потускнеет в сравнении с якобы выявленным риском проникновения в страну целой орды потенциальных террористов.

Джеймс зевнул, чувствуя, как постепенно уходит напряжение последней недели. Софи пошевелилась. Он не станет ее будить, не осмелится даже тихонько обнять ее за талию, а тем более просунуть руку ей между ног. Теперь Софи обдает его арктическим холодом: идеально корректная в присутствии детей и Кристины, наедине она встречает мужа ледяной сдержанностью – и фригидностью. Это все, конечно, понятно, но долго так продолжаться не может. Секс – это энергия, которая сплавляет их воедино. Софи секс нужен не меньше, чем ему… Короче, ей как минимум нужны любовь и доказательство, что она по-прежнему желанна для своего мужа.

Именно это больнее всего задело ее в его интрижке с Оливией: Джеймс все понимает, он не дурак. Он вел себя недостойно, это даже не обсуждается, и добровольно признавался в этом в те редкие ночные минуты, когда Софи давала волю слезам. Ярость, которую ей удавалось сдерживать днем, прорывалась в коротких, мучительных рыданиях ночью. Беда в том, что Джеймсу хотелось секса чаще, чем жене. Он охотно занимался бы любовью каждый день. Это же разрядка – как на пробежку сходить или даже просто помочиться. Чисто физическая потребность. Ведь мы же чешем зудящее место, так и эта потребность должна быть удовлетворена. А Софи уже довольно давно, с тех пор, как дети были совсем маленькие, не ощущает такого всепоглощающего желания.

Джеймс осторожно придвинулся вплотную к хрупкой, худенькой Софи. Жена осталась очень стройной, став даже тоньше, чем в колледже, где она входила в основной состав гребной команды. Прекрасные ягодицы, подтянутые от регулярных пробежек ноги, правда, живот немного отвис и покрылся тоненькими растяжками после Эмили и Финна. Не то чтобы Джеймс не желал Софи – разумеется, его влекло к жене, но Оливия буквально подала ему себя, как на подносе. И она, безусловно, очень хороша собой. Даже теперь, думая о ней как об отъявленной дряни – надо же, слила историю газетчикам, оставшись при этом в тени! – Джеймс не мог отрицать ее красоты. Тело, не испорченное материнством, упругие высокие груди, тонкие ноги, блестящие светлые волосы, пахнувшие чем-то цитрусовым, рот, говоривший о жестокости (ведь Оливия отнюдь не глупа, в чем отчасти и крылось ее очарование) – и чувственности.

Джеймс впервые изменил жене – ну если считать со дня свадьбы. Период помолвки не в счет – они же были студенты! Он перепробовал всех до одной девиц в колледже – как на работу ходил. Все изменилось, когда он познакомился с Софи: подружка, гребной спорт и выпускные экзамены на время охладили его пыл. Но все равно он не собирался ничего упускать: это же Оксфорд, черт побери, а значит, проба сил во всех сферах – интеллектуальной, эмоциональной и физической.

Ему все сходило с рук, как детские проказы единственному избалованному сыночку (две старшие сестры его тоже обожали). Софи ни разу ничего не заподозрила, потому что Джеймс выбирал девиц с других факультетов, курсов, других специальностей – в общем, исхитрялся как мог. Обычно связь ограничивалась одной, максимум двумя встречами: Джеймсу хотелось разнообразия, каждый раз чувствовать разницу между одной парой грудей и другой, криками разных женщин, между мягкими, влажными влагалищами, соблазнительными изгибами локтя или шеи. Для юноши, который всю жизнь учился в частных школах для мальчиков, первый курс Оксфорда (а еще больше второй, прекрасный отсутствием экзаменов) означал безграничную, анархическую свободу.