Но родители рано или поздно уедут, и тогда пусть Софи является. Пустой дом, знойное лето – он так и видел ее раскинувшейся поперек кровати, с простыней между ног. Пара беззаботных месяцев, конец затянувшейся, жадной до наслаждений юности, последние деньки безответственности и ожиданий, когда можно будет предаться развлечениям. В сентябре ему приступать к работе в крупной фирме, работающей в сфере управленческого консалтинга. Признаться, такая перспектива его не очень вдохновляла, но если он хочет сделать карьеру в политике, нужно попробовать настоящую жизнь – и заработать серьезные деньги.
Джеймс опрокинул в рот виски, которое налил ему Ник, и открыл пиво. Створчатые окна были распахнуты навстречу ночной прохладе. Алек и Том выбрались на каменный балкончик, выходивший на Медоуз, и звуки молодого буйного смеха разлетались до самой Темзы.
На крыше можно было встать на свинцовый желоб, прижаться спиной к черепице и смотреть на звезды или пройти по коньку, как Алек, – Джеймс слышал быстрые шаги по черепице. Сам он не одобрял такие забавы. Перелезть через стену – одно дело, лазить по крышам – совершенно другое. Его влекло наверх, а не вниз. Любопытно, что Джеймс мог быть безрассудным, когда дело касалось женщин, учебы, даже клубных наркотиков – теперь, когда соревнования уже закончились, – но в компании приятелей в нем просыпался сильнейший инстинкт самосохранения.
Спотыкаясь, Джеймс вышел на балкон глотнуть воздуха. Ночь была тихой, поэтому, несмотря на открытые окна, в комнате висел густой табачный дым и пахло несвежим дыханием, пропитанным шампанским и пивом. Джордж, пригнувшись к кофейному столику, заставленному бокалами и пустыми пивными бутылками, втягивал дорожку кокаина. В уборной блевал Кассиус – толстое брюхо свесилось над поясом брюк. Джеймса охватило отвращение. Теперь, когда пребывание в Оксфорде подошло к концу, они с Томом должны дистанцироваться от этой братии, и не только из соображений простой безопасности, но и из уважения к себе.
На противоположной стороне комнаты послышался стук и скрежет – Достопочтенный Алек сполз с крыши на балкон, торжествующе помахивая полиэтиленовым пакетиком с порошком. Рядом ездивший в Лондон за заначкой и немного опоздавший Том пытался смеяться, но у него выходило принужденно: он бы предпочел, чтобы Алек немедленно унес порошок обратно. Распущенный, неуемный Алек под кайфом был непредсказуем: он мог высыпать химический «снежок» во двор, возбужденно хохоча и рискуя выдать всех причастных. Сейчас, перед вручением дипломов, нет никакой необходимости оповещать руководство колледжа о запрещенных веществах в его комнате.
Алек что-то лопотал и не спешил выбрасывать пакетик.
– Парень, да ты гений. – Он обнял Тома за плечи. – Давай, давай скорей пробовать. – Зрачки у него были огромные и тусклые, как сливы. Неизвестно, что он принял, но, судя по всему, принял слишком много.
У Джеймса шевельнулось скверное предчувствие: вот-вот начнется что-то новое и потенциально опасное. Он пригляделся к пакетику, свисавшему из пальцев Алека, как использованный презерватив, заметил сочетание любопытства и опаски на лице Тома.
Алек нервно дергался – от него так и било нервным возбуждением.
– Прия-атель, это будет круто!
Том, сосредоточившись, кивнул и достал из спортивной сумки сверток фольги и пластмассовую соломинку.
– Зажигалка есть?
Алек помахал слегка потускневшей серебряной зажигалкой, доставшейся ему от деда, и нажал на кнопку. На мгновение в воздух взвился оранжевый султан.
По спине Джеймса побежали мурашки.
– Это то, что я думаю?
Том пожал плечами.
– Это герыч, что ли?!
Лучший друг кивнул.
– Не волнуйся, товар лучшего качества. Я на прошлой неделе его с Тинном пробовал…
– Ты доверяешь этому придурку?!
– Да брось, Джеймс, он свой парень…
– Он же нарик! – Джеймс отступил, не в силах скрыть презрение.
Сдав последний экзамен, Том вдруг принялся рьяно отмечать это с Чарли Тинном, богатеньким бездельником, окончившим Оксфорд годом раньше. Фамилия ему подходила как нельзя больше[11]
. Том был страшно горд, что попробовал с Тинном героин в прошлые выходные, но Джеймс видел только неестественное возбуждение Чарли и его вертлявую дерганость. Джеймсу хотелось встряхнуть Тома, заставить его пробежаться вдоль реки или отжиматься, пока голова не закружится от напряжения. От тонких как спички рук и ног Чарли Тинна, от его прозрачного бледного лица ему становилось противно.Он обернулся к балкону, где Том раскладывал героин на оторванной фольге – благоговейно, словно викарий во время святого причастия.
– Да что ж это за… – Джеймс напряженно думал. Нельзя допустить, чтобы Том превратился в такого же Чарли, чтобы старый друг, с которым они бегали кроссы, стал жалким параноиком. К тому же это поставит под удар всю его политическую карьеру!