Анатомия страха

Дима продолжал молчать. Грызла какая-то непонятная обида, а еще — разочарование, острое, чуть ли ни до слез. Он вспомнил рассказ одного своего приятеля, который в школе три года дружил с одноклассницей и всерьез мечтал на ней когда-нибудь жениться. И вдруг 1 сентября в десятом классе не захотел к ней даже подойти. «Понимаешь, — говорил парень, — на ней были такие дурацкие туфли!». Дима понимал, что дело было, конечно, не в туфлях, как и сейчас не в рабочем костюме Ольги. Просто что-то вдруг исчезло, погас какой-то огонек. Даже глаза ее казались пыльными и тусклыми.

— Как у вас дела? — спросила Ольга так же строго.

— Нормально, — ответил Дима и подумал: «Зачем она пришла? Ждал-ждал — и дождался!»

— Что говорят врачи?

— Скоро выпишут.

— Лекарств хватает?

— Вполне.

— А кормят как?

Это напоминал допрос. Правда, без пристрастия. Дима начал злиться.

— Не знаю, как кормят. Мне тут приносят кое-что, не дают с голода умереть.

Ольга чуть порозовела. Она вытащила из большой черной сумки — с такими небогатые домохозяйки ходят на рынок — полиэтиленовый пакет и положила его на тумбочку.

— Я вам тоже принесла… Яблоки, бананы, печенье, сок.

«Ты еще товарный отчет предъяви!»

— Спасибо… Оля, — чтобы назвать ее так, а не по имени-отчеству, пришлось приложить усилия.

Говорить было не о чем. Диме хотелось только одного — чтобы она поскорее ушла. Похоже, Ольга хотела того же и она раскаивалась, что вообще пришла, но уйти вот так, пробыв «у одра» всего несколько минут, казалось ей неудобным. Она буквально вымучивала вопросы, хороший ли у него сосед и нормально ли показывает телевизор. Дима пытался отвечать развернуто, чтобы ответы заняли побольше времени, но никак не получалось.

Наконец Ольга решила, что приличия соблюдены, программа выполнена, можно отступать.

— Ну, Дмитрий… Иванович, мне пора. Поправляйтесь скорее. До свидания.

— До свидания… Ольга Артемьевна. Спасибо, что пришли.

Она быстро вскинула на него глаза, и на мгновение в них мелькнула какая-то растерянность, почти беспомощность. Быстро моргнув, Ольга погасила это выражение, порывисто встала и вышла. Несколько секунд еще было слышно, как цокают по плиточному полу коридора металлические набойки ее «шпилек».

Дверь открылась, и Дима вздрогнул, но это вернулся Толик. Он разве что не подпрыгивал от любопытства, что при его комплекции смотрелось как минимум забавно.

— Это что за училка была? Жуть! Я уже думал, типа она меня сейчас из класса вытурит. Решил сам уйти. Это случайно не жена?

— Нет. Это наш бухгалтер.

— Да, Димон, — притворно вздохнул Толик, — что-то сегодня не твой день. Одни тетки мымристые ходят, конкретно. Ну да еще не вечер.

Но больше никто не пришел. Дима угрюмо смотрел в потолок и мстительно твердил себе: «Вот, а я тебе говорил, урод, говорил! Не лезь, не про тебя! Пустил слюни? Ах, какая необычная! Что там такого необычного мог Серый себе найти?! Вот и жуй теперь сопли. И какого черта ее только принесло?! Решила христианское милосердие показать?»

Дима доказывал себе, что все просто придумал, что Ольга — самая обыкновенная и ничуть ему не нужна. Но получалось плохо. Хотелось плакать.

Они посмотрели тупой новорусский боевик, где некое подобие Толика лихо расправлялось равно с вооруженными до зубов бандитами и с продажными ментами, а заодно защищало красивую молодую вдову с малолетним ребенком. Герой, у которого объем головы равнялся объему кулака, судя по всему, окончил вспомогательную школу. Главный злодей — насквозь прогнивший коррумпированный подполковник милиции — казался гораздо более умным и симпатичным.

Время шло к полуночи, и Толик по традиции решил подкрепиться. Он с любопытством посмотрел на оставленный Ольгой пакет, к которому Дима так и не притронулся.

— У тебя там ничего не стухнет?

— Не знаю.

— Так посмотри!

— Ломает.

— Ну давай я посмотрю.

— Смотри, — равнодушно разрешил Дима. — Что найдешь, то твое.

Толик недоуменно хмыкнул и зашуршал пакетом. Обтер краем простыни крупную «семеренку», хрустнул так, что у Димы появилась оскомина.

— Так, яблоки, бананы, печенье. Вкусное, сырное! Сок. Апельсиновый. Ни хрена себе, натуральный, за сорок восемь рублей. А это что?

На ладони у Толика сидел керамический ежик с печальной, словно обиженной мордочкой.

— Ну надо же, чмо какое! — рассмеялся Толик.

— Дай сюда!

Дима взял ежика. В носу защипало. Как она угадала?

Он с детства был неравнодушен к грустным уродцам. Правда, во времена его детства практически все игрушки были таковыми, но все же по-настоящему очаровательных своим безобразием было мало. И все у него — настоящий паноптикум. Он любил ежей, бегемотов и жаб, а из собак — кривоногих такс, мопсов и бульдогов. Когда-то он мечтал о таксике — черно-подпаловом, длинном, блестящем, как надраенный ваксой сапог Но родители наотрез отказались покупать «урода». Давай купим лучше овчарку, говорили они. Но овчарку Дима не хотел, и тема на этом была закрыта.

Дима сжимал ежика в кулаке и глупо улыбался.

— Да, Димон, конкретно тебя контузило, — заключил Толик и отвернулся носом к стенке.