Анатомия текста

Ну что ты будешь делать! Хватаю сумочку, невольно опускаю глаза внутрь. Возле фляжки, любовно прижавшись к ее аппетитному боку, лежит маленький черный браунинг. Я видела такой в фильмах о блюзах и гангстерах, я представляла такой, когда читала об элегантных шпионках и кокаинистках-эмигрантках. Штучка! Вещь! Может, не рабочий? Зажигалка, там, или какая другая бутафория… Рядом лежит пачка долларов. Довольно! Захлопываю сумочку, решительным шагом направляюсь к Хонде, стучу в стекло, демонстрируя сумочку. Стекло мгновенно опускается.

– Вы забыли! – протягиваю вещь хозяйке. Старательно отворачиваюсь, но все равно вижу, как на лице ее отражается паника.

– Вечно ношу все, то в карманах, то в сумочке, то… все теряю… – говорит она как-то жалко и растерянно, потом решается на мучительный вопрос: – Вы заглядывали внутрь?

– Нет, – отвечаю, как положено.

– А как же вы узнали, что это моя сумочка? – нервно настаивает дама, она снова почти кричит на меня.

– По запаху! – говорю первое, что пришло в голову. – Сумочка пахнет вашими духами! Извините, мне некогда…

«Черти что! Я ей оказываю услугу, и я же должна выслушивать ее крики… Ой, надо было сказать, что она единственная, кто стоял там, за домом. А то как-то неправдоподобно получилось с запахом…»

– Вы извините, что я так на вас набросилась. – дама снова вплывает в круг моей видимости. Она раскраснелась, она догоняет меня, нервничая. – Это я от несдержанности и усталости. И потом, в наше время так редко это. Я думала, вы вознаграждение потребуете или еще что. Знаете, в любых контактах с малознакомыми людьми всегда подвох ищу. Не знаю, почему я так устроена… Не бегите вы! Немедленно остановитесь и примите мои извинения! А то обидитесь еще, повеситесь, не дай боже… – дама улыбается очень неестественно. Видно, что принесение извинений – дело для нее непривычное и стоит ей невероятных усилий. – Меня Лилей зовут. А вас – Сонечкой. Добрые люди уже просветили…

Молча закуриваем, глядя куда-то сквозь друг-друга. В даме чувствуется повышенная истеричность и высокомерие. Вообще-то, Марина таких не любила. Интересно, что их связывало? Впрочем нет, вру, любила все яркое и, наверняка, ценила эту даму за оконченность образа.

– Как вымуштровала нас всех покойница, а? – Лилия отхлебывает из своей фляжки и, кривясь, подмигивает. – Хошь, не хошь, а насильно вешаешь на себя добрый взгляд, возвращаешь сумочки, мило благодаришь, ходишь, блин, с лыбочкой. Прежде чем сказать что-то, сто крат думаешь. Вежливой быть стараешься, словно в пансионе благородных блядиц… Да?

Дама тянет меня в единомышленницы, заглядывая в лицо.

– Я всегда возвращала сумочки, – отвечаю устало. Потом не сдерживаюсь. – А вы с Мариной что..? – спрашиваю неопределенно.

– Да вот это самое… – хмыкает Лилия, потом пускается в откровения. – Воевали по большей части. Она нашему концерну свой сборник предлагала. Мой босс то соглашался, то отнекивался, а я переговоры с ней вела. Довелась вот… Теперь отряжена от фирмы на похороны. А на издание сборника теперь полное добро получено, но его уже, блин, издали. – Лилия вдруг резко поднимает одну бровь и смотрит на меня в упор. – Наша компания поддерживает и раскручивает начинающее искусство. – выпаливает пьяно и заученно. – У вас есть что-нибудь с покойницей связанное, что реализовать можно?

/Продана смерть моя!/ Про-о-о-дана!/ – надрывается в мыслях мастерица светлой печали Янка Дягилева. Смотрю на Лилию в упор и ощущаю вдруг невероятно острый приступ раздражения.

– Да есть, – отвечаю сухо, не сводя с собеседницы взгляда. – Где-то завалялась пара трусиков и упаковка прокладок. Она забыла в прошлый визит ко мне. Как будем продавать? С аукциона, да?

Меня откровенно тошнит. Смерть близких и шоу – вещи несовместимые. Хочется заехать даме по измотанной, но ухоженной физиономии, застывшей сейчас в гримасе удивления.

– Хи! – приходит в себя Лилия, спустя мгновение. Не обиделась, не разозлилась, приняла, как удачную шутку… – Хи-хи-ха-ха-ха! – заливается громким истеричным смехом. – Ой, насмешила, ой, молодец, детка, ой, Сонечка!

Она не прекращая бурно смеяться, выдавливая из себя хохот короткими стреляющими горошинами, пошатываясь, идет к своей Хонде. Усаживается. Кажется, она изрядно пьяна…

– Эй, детка, возьми визиточку, ты мне понравилась! – кричит на весь двор, немного опуская стекло. Потом кидает сквозь щель пачку визиток. – Возьми! Я в долгу у тебя!

Спустя минуту, ко мне, опасливо косясь на Нинель, приближается Карпик.

– Возьми, – сует подобранную визитку Лилии. – Это тебе предназначалось. Она не последний человек, хоть и явно нездоровая. Пригодится еще. Бери…

„Да пошли вы все!!!” – кричу в мыслях.

– Спасибо, – говорю вслух.

* * *

Спустя время обнаруживаю себя с рюкзачком далеко за Марининой калиткой, а в рюкзачке – последнюю сигарету, визитку истерички-Лилии и… тетрадные листочки, покрытые Марининым почерком.