Анатомия теургии (СИ)

Он принялся за дело, стараясь не думать о том, что происходит на поле. Не зря же там его величество целый полк оставил. Прикроют их, как пить дать прикроют. Не сдюжат всадники, когда пики их встретят.

Взять ложку, приставить её к жерлу, пока канонир засыпает порох. Простое дело, но важно вовремя всё делать, иначе получится накладка.

Почему они не стреляют? Топот копыт уже слышен будто совсем рядом.

Затолкать пыж в ствол, сунуть туда же набойник, крепко забить пыж — так, чтобы ядро полетело как следует.

— Огонь!

Канонир сунул фитиль в запальное отверстие, а Гармунд зажал уши — он не успел отойти достаточно далеко. Грохот показался ему чудовищно громким.

Да почему же они не стреляют?

И, будто отвечая на его мысли, со склона холма донёсся вопль ужаса, а затем — беспорядочное громыхание мушкетов. Никакого слитного залпа, который разом опрокидывает десятки врагов, нет: стрелки будто сошли с ума, стреляя кто куда. И этот крик. Впервые в жизни Гармунд слышал подобное.

Он должен был снова прочищать пушку, но всё же не удержался и посмотрел вниз. Так же, как и другие артиллеристы, и сам господин Кенред. Как все они.

Он увидел, как конная лава обрушивается на их охрану, утратившую всякий порядок и превратившуюся в толпу — безумную, мечущуюся. Как жуткая, будто вылезшая прямиком из ночных кошмаров когтистая тварь прыгает среди мушкетёров, убивая их одного за другим, а те отчаянно пытаются защищаться — кто шпагами, кто и вовсе прикладом. Только тварь не обращала никакого внимания на вонзающиеся в неё клинки и продолжала убивать.

А всадники, зарубив сопротивляющихся, поскакали дальше — прямо к ним.

Кенред вытащил шпагу — наверное, готовился умереть с честью. А у Гармунда и шпаги-то не было, только тесак — таким против всадника не очень-то повоюешь.

Впервые за всё это время он задумался, правильно ли поступил, согласившись идти на войну.

Всадники взбежали по склону, окружая батарею, но почему-то не бросались на пушкарей. С мечей в их руках капала кровь, и Гармунд очень живо представил, как такой клинок отсекает ему голову. Или руку. Или вонзается в горло. Нет, такого он точно не хочет. Или вон пистолеты — кто-то из всадников уже взял на прицел Кенреда и канониров. Могут и в Гармунда пальнуть, если пули жалко не будет. Кто их знает.

— Добрый день, господа! — один из всадников осадил коня. Это их командир, тут же понял Гармунд. Кто ещё посмел бы заговорить первым? — Тяжёлый денёк выдался, а?

Кенред молчал, продолжая стоять с гордо поднятой головой, и шпага его сверкала на солнце.

— Нам нужны ваши пушки, — спокойно сказал командир. — И у вас есть отличная возможность сохранить свои шкуры, если займётесь тем же, чем занимались раньше. Только орудия надо бы развернуть.

— Вы же не думаете, что я соглашусь на измену? — глухо спросил Кенред. Всадник подъехал к нему ближе и остановился шагах в пяти — наверное, чтобы шпагой коня не пырнули. Но Гармунд знал, что его офицер так не сделает. Это ему такое можно, он простой кэрл. А Кенред лошадей не убивал.

— К сожалению, именно так я и думаю, господин артиллерист, — ответил всадник. — И надеюсь на ваше благоразумие.

— К Харсу благоразумие, — голос Кенреда окончательно стал холодным, как тёмный лёд. — К Харсу ваших демонов и чёрную магию!

Всадник молча поднял пистолет. Кенред не отвёл взгляд.

— Нет, — сказал он, и в тот же миг грянул выстрел.

Гармунд вздрогнул и сжался, в красках представляя свою смерть. Больше всего на свете он хотел бы сейчас вернуться немного назад и успеть отвести взгляд, чтобы не видеть, как пуля вонзается в умное лицо Кенреда, как алым потоком хлещет на снег кровь и тот, кто казался ему великим человеком, бессильно падает оземь. Это конец, подумал он. Они убили его, значит, убьют и всех остальных.

— Спокойно! — крикнул всадник, неторопливо доставая пороховницу. Заржали лошади, кто-то вскрикнул — их сгоняли в круг, будто овец. — У вас тоже есть выбор, господа.

И тогда Гармунд сделал это. Медленно шагнул вперёд, опустив голову, и пошёл к своей пушке. А спину ему сверлили взгляды всадников.

Он не хотел умирать.

* * *

Несмотря на первый успех, октафидентам всё же не удалось прорваться дальше — Тостиг сам видел в зрительную трубу, как его солдаты отступают, наткнувшись на вторую линию язычников. И всё-таки они не бежали, бросив оружие: это был организованный отход, чтобы дождаться подкрепления.

И оно прибыло.

Ряды пехотинцев расступились, давая дорогу конструктам, и с перепаханной тысячами сапог равнины донеслись первые выстрелы лёгких пушек. Звук был непривычным, более гулким, чем у мушкета, но и не таким мощным, как у пушек — даже у артиллерии Гирта. Та, к слову, не дремала, и Тостиг очень быстро увидел, как один из конструктов остановился, поражённый ядром. Но затем, шатаясь, побрёл дальше.

— У них прочная броня и крепкие механизмы, — пояснил силумгарский командир, стоявший рядом. — Даже если повредить внутренности, из строя его это не выведет. Потом, конечно, чинить придётся. Но перед этим они вырвут победу.