Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Келлерман показался Спектеру «образцовой моделью» агента Секретной службы⁴. Бывший автослесарь, затем патрульный в Мичигане, столь сдержанный на язык, что коллеги в шутку прозвали его «болтуном», Келлерман был «метр девяносто ростом, весом под сто килограммов, мускулистый, красивый». Но хотя внешне Келлерман как нельзя лучше подходил на роль агента, Спектер не был уверен, что тот хорошо выполнил свою работу в день убийства. Как-то совсем неэмоционально, чуть ли не со скукой рассказывал агент о последних минутах жизни президента, которого он клялся защищать. Спектер спросил, почему Келлерман, услышав выстрелы, не прыгнул в заднюю часть лимузина, где были тяжело ранены Кеннеди и Коннелли – по крайней мере, он прикрыл бы их от возможных выстрелов по пути от Дили-Плаза до больницы Паркленда. Келлерман уверял, что уже ничего нельзя было сделать и что, по его мнению, он мог оказаться более полезным жертвам покушения, оставаясь на переднем сиденье, откуда он передавал по рации сообщения Гриру. Спектер пришел к выводу, что Келлерман «не годился для этой работы: ему исполнилось 48 лет, он слишком крупный, и рефлексы у него притупились».

Грир произвел гораздо более благоприятное впечатление. Этот 54-летний ирландец переехал в Штаты подростком, но все еще говорил с легким акцентом. Он поступил в Секретную службу после того, как отслужил Вторую мировую войну во флоте, а затем почти десять лет проработал шофером в богатых семействах в окрестностях Бостона. Грир ясно дал понять Спектеру, как он потрясен убийством президента. «Он явно испытывал глубокую привязанность к Кеннеди, и я понял, что это чувство было взаимным» (отчасти благодаря общим ирландским корням), отметил Спектер. Грир упрекал себя за неправильные действия, в том числе за то, что не нажал на педаль газа сразу же, как услышал первый выстрел. Фотографии и съемки с места преступления показывают, что Грир, вероятнее всего, после первого выстрела нажал на тормоза и оглянулся посмотреть, что происходит, и тем самым, возможно, облегчил снайперу задачу. Друзья Жаклин рассказывали, что она, узнав впоследствии эти подробности, пришла в ярость и жаловалась, что агенты Секретной службы меньше годились в защитники ее мужа, чем няня, приставленная к их детям⁵. Позднее Уильям Манчестер писал в опубликованной им хронике убийства, что Грир в больнице Паркленда плакал и просил прощения у миссис Кеннеди: ему бы, мол, резко свернуть и так попытаться спасти президента⁶.

Председатель Верховного суда, присутствовавший на большинстве проведенных Спектером допросов, счел, что молодой юрист педантичен до такой степени, что это уже грозит напрасными потерями времени – во всяком случае, Уоррен жалел свое время. Например, Келлермана и Грира Спектер просил определить, насколько это в их силах, длительность промежутка между первым и вторым, а также вторым и третьим выстрелами, откуда донесся каждый выстрел и с какого расстояния. Он также просил их отметить на карте положение кортежа в момент каждого из выстрелов. Спектер считал своим долгом входить в самые «мелкие подробности убийства», сколько бы времени это ни заняло⁷. Уоррен придерживался иного мнения и демонстрировал Спектеру нетерпение, громко постукивая костяшками пальцев. По словам Спектера, когда допрашивали Келлермана, «председатель Верховного суда барабанил пальцами уже в ритме крещендо», а затем «он отозвал меня в сторону и попросил не затягивать».

Уоррен сказал Спектеру, что было бы «нереалистично ожидать внятных ответов на вопросы о том, сколько прошло времени» между выстрелами, тем более что агенты вообще не определили и не запомнили отдельные выстрелы. Но Спектер отказался выполнять требование Уоррена. «Нет, сэр, – так, по его воспоминаниям, он возразил председателю Верховного суда, – эти вопросы принципиально важны». Спектер напомнил Уоррену, что люди будут «читать и перечитывать эти записи годами, а то и десятилетиями и даже столетиями». Он имел опыт общения с апелляционным судом у себя в Филадельфии и знал, с какой тщательностью члены апелляционного суда изучают протоколы суда первой инстанции в поисках малейших ошибок прокурора или какого-либо несоответствия. Протоколы комиссии подвергнутся еще более пристальной проверке, чем протоколы любого судебного дела, в котором он участвовал. По мнению Спектера, Уоррен, который большую часть своей карьеры в юриспруденции наставлял прокуроров, но не вел дела сам, просто упускал это из виду. «Не знаю, имел ли Уоррен понятие о том, как должен выглядеть протокол, – вспоминал Спектер. – Это была моя работа, и я намеревался сделать все как полагается».

Упрямство Спектера не слишком-то нравилось Уоррену, «однако он не приказывал мне переменить подход», рассказывал Спектер. «Он только барабанил пальцами, а больше никак в расследование не вмешивался».