Анатомия зла

- Евгеника, – едко подсказала Клара. – Искусственное улучшение или "разведение" породы человеческой. Встав на этот скользкий путь избавления от неполноценных, с их точки зрения, людей, твои любимые нацисты начали с насильственной стерилизации 225 тысяч человек, чтобы те не могли оставлять после себя потомства, а кончили истреблением миллионов.

- Напрасно ты думаешь, что идеями сэра Гальтона – того самого, что предложил термин "евгеника", увлекались только нацисты. Я сейчас тебе кое-что процитирую, а ты попытайся угадать автора. - Гроссе загадочно и насмешливо ухмыльнулся: – "Общество не должно позволять дегенератам производить себе подобных. Если бы фермеры увеличивали поголовье скота за счет разведения худших особей стада, их следовало бы отправить в сумасшедший дом. В один прекрасный день мы поймем, что не вправе позволять гражданам нежелательного типа оставлять после себя потомство".

Клара пожала плечами:

- Ну и кому же принадлежат эти "гениальные" слова?

- Рузвельду, моя дорогая. Теодору Рузвельду – 26-му президенту страны-защитницы прав человека. И давай не будем отклоняться от темы.

- Эрих, меня озадачивает другое. Откуда ты все это знаешь? Я имею ввиду – про твоего отца. Ведь ты его никогда даже не видел. Кто мог рассказать тебе о его опытах, о его планах?

- А не слишком ли много ты задаешь вопросов, радость моя? – Он недобро прищурился.

- Не слишком, – парировала Клара, – если учесть, что мне теперь, как будущей законной супруге, дозволено знать всё. Разве не ты сам так решил?

- Логично... – Некоторое время Гроссе как-то странно смотрел на нее – задумчиво и озадаченно, собрав лоб в глубокие продольные складки. И наконец сказал: – Я затрудняюсь дать тебе исчерпывающий ответ. Да и себе тоже. Многое, наверное, угадываю интуитивно, печенкой, так сказать. Разве ты сама никогда не пользуешься интуицией? Иногда мне кажется, что о нацистах и Аненербе я знаю больше, чем кто-либо другой. Быть может оттого, что всегда интересовался этой темой, прочитав о них все, что сумел найти.

Что же касается непосредственно опытов отца... Мне крупно повезло. Все свои дневники, все записи экспериментов он хранил у нас дома – у себя дома. Когда начался Нюрнбергский процесс, бабка надежно их спрятала. На случай обыска. Я, разумеется, ничего об этом знать не мог. Опасаясь преследований, она уничтожила все следы собственного сына – фотографии, одежду, личные вещи. Только дневники почему-то пощадила, хотя именно они могли сыграть для нас роль заложенной мины. Скорее всего, она просто про них забыла.

Я еще не окончил университет, – продолжал вспоминать Гроссе, –когда моя бабка вызвала меня перед смертью к себе. Мне пришлось срочно вылететь в Мюнхен, но я опоздал... Вернувшись после ее похорон, я перерыл весь дом в поисках хоть какой-нибудь вещи или фотографии – отца или матери. И неожиданно для себя наткнулся на бесценное сокровище! Его дневники пролежали все эти годы на чердаке, на дне старинного сундука, под полуистлевшим бабкиным тряпьем. Вот так и попали ко мне отцовские записи.

Изучив их досконально, я сумел не только повторить его опыты, завершить то, чего не успел завершить он, но и пойти дальше. Его записи стали основой, стартовой площадкой для моих собственных изысканий. Но, что самое главное, в них были подробнейшие разработки техники клониро-вания, с поэтапным описанием проводимых им опытов. – Гроссе тяжко вздохнул. – Если бы эти ублюдки не лишили его жизни, он наверняка довел бы начатое до конца.

- Не переживай так. Твой отец оставил после себя не только записи, но и достойного преемника. Ты добился невероятных результатов. И в области трансплантации... Один твой "Виварий" чего стоит. – При упоминании о Виварии Клару передернуло. – И в области генетики... Эрих! Получается, что ты первый ученый в мире, осуществивший на практике клонирование человека! Да ты же войдешь в историю...

- Как бы не так, – хмыкнул Гроссе. – В Штатах клонирование гомо сапиенс запрещено законом. Пронюхай кто-нибудь о существовании Гроэра, и меня объявят не героем, а преступником рода человеческого. – При последних словах он снова сделал свой характерный жест – повел шеей, будто что-то мешало ему. – И потом, в мои планы вовсе не входило его кому-либо показывать... Кроме тебя.

Клара молча ждала продолжения.

- У меня на него другие виды. Иначе я не стал бы вкладывать в него столько времени, сил и труда. Ты даже представить себе не можешь, через что я прошел. Ведь передо мной стоял целый ряд сложнейших задач: создать свою генетическую копию, вырастив плод исключительно лабораторным путем – без женского организма – от первого клеточного деления до полного "внутриутробного" созревания.