Анчар

Папа притворяет за собой дверь и садится к Владику на постель.

— Видишь ли, — задумчиво говорит он, — вот ты считаешь, что Анчару жилось неважно. Но он, наверно, так не думает. Ты слыхал такое выражение — «собачья преданность»? Собака ведь любит человека не за то, что он кормит её и поит. Хозяина она любит за то, что он — её хозяин. Только очень жестокий человек может вызвать у своего пса отвращение и ненависть. А Иван Саввич не был жестоким. Ты представь себе: вдруг тебя кто-то забрал бы из дому и поселил… в роскошном дворце. У тебя были бы там книжки, конфеты, с тобой играли бы весёлые мальчишки, у тебя был бы автомобиль, катер, ну, я не знаю, что ещё… Но ведь ты всё равно хотел бы домой, правда? Так вот, у собак это чувство развито очень сильно. Я вначале боялся, что Анчар пропадёт от горя. Погоди, может, он и поверит, что ты — его настоящий хозяин.

— А может, и не поверит? — тихо спросил Владик.

— Может, и не поверит, — так же тихо ответил папа.

* * *

Размахивая кошёлкой, Владик шёл на базар. Сегодня — воскресенье, папа, если нет ничего экстренного в больнице, спит в этот день до 9 часов — отсыпается за всю неделю. А мама и Владик встают пораньше — готовят воскресный завтрак. Не в кухне, а в большой комнате. Мама кладёт на стол хрустящую крахмальную скатерть и достаёт нарядные расписные тарелки. На завтрак готовит самые любимые папины блюда: днём его могут вызвать в больницу, и он не вернётся ни к обеду, ни к ужину.

— Сегодня у нас отбивные с молодой картошкой, — сказала мама Владику. — Беги на базар и купи огурцов. Только живо — одна нога здесь, другая — там.

Владик натянул тренировочный костюм, выпустил во двор Анчара, сказал: «Мам, ты слушай, как он скребнётся — впусти», — и отправился за покупками. На улице было ещё пусто, только впереди Владика важно шагала Верка с двумя авоськами, в которых болтались молочные бутылки и баночки из-под сока. Чуть позади Верки плёлся лохматый Пуська. Он то и дело отставал, прилипал к каждому дереву, и Верка, не оборачиваясь, грозно говорила:

— Где ты, горе мое? Иди рядом.

С девочками Владик не дружил. Он никогда не бил их, не драл за косички, не приставал на переменках. Он просто их не замечал. Вот почему ему и в голову не пришло окликнуть Верку. Он шёл и думал, что сегодня папа обязательно пойдёт с ним на речку. Может быть, и мама пойдёт — не днём, конечно, днём очень жарко, а под вечер, вода тогда тёплая-тёплая.

Замечтавшийся Владик не сразу заметил, что между ним и Веркой появился человек, одетый в вылинявший парусиновый комбинезон. В руках он держал большой сачок, сшитый из мешковины, и шёл пригибаясь, какими-то крадущимися шагами.

Всё дальнейшее произошло очень быстро. Человек взмахнул сачком и накрыл им Пуську, замершего у очередного дерева. Пуська даже не пикнул, а дядька, перевернув сачок так, что Пуська оказался как в мешке, огромными прыжками помчался к стоящему на другой стороне улицы зелёному грузовичку с закрытым фанерным кузовом. И только когда он рывком откинул дверку в кузове и вытряхнул туда Пуську, Владик с ужасом понял: это ведь «будка», та самая «собачья будка», которая забирает бродячих собак и увозит их куда-то на ужасную гибель…

— Эй, — заорал Владик и кинулся к машине, — эй, отдайте! Он не бродячий! Верка, Верка-а-а!

Но он не добежал. Дядька вскочил в кабину, грузовичок рванул с места и понёсся по улицам. Ничего не понимающая Верка с изумлением глядела на Владика, вытаращив круглые голубые глаза.

— Чего ты стоишь, как дура! — закричал Владик. — Это же будка! Она твоего Пуську…

Он не договорил, потому что Верка испустила такой вопль, от которого у него чуть не лопнули уши. Со звоном разбились банки и бутылки: швырнув авоськи на камни мостовой, Верка вопила не своим голосом.

— Пуська! — кричала она, схватившись за рыжие свои кудряшки. Пусечка мо-ой! Ой, мама! Ой, мамочка!

Захлопали калитки, отовсюду выбегали люди, все спрашивали, что случилось, почему такой крик. Но Верка продолжала орать, и тогда Владик объяснил, что вот «будка» забрала её собачку Пуську, прямо из-под Веркиных ног, и теперь Верка всё орёт и не может остановиться. И тут одна старушка сказала, что если побежать сейчас на базар, то там в переулке за каменными амбарами эта самая проклятая «будка» останавливается и ждёт: может, кто из хозяев придёт и даст «калым» за свою собаку.

— А что такое калым? — спросил Владик и вдруг закричал на Верку: — Да замолчи ты!

И Верка неожиданно замолчала и замерла, всё так же вытаращив глаза и вцепившись в свои волосы.

— Калым? А выкуп, деточка, деньги, — объяснила старушка. — Они ж, окаянные, для того и хватают хозяйских собачек, чтобы, значит, на пол-литра заработать. Вы бегите скоренько, они за амбарами дожидаются.