Анчар

— Только не волноваться, — сказал папа упавшим голосом. — Будки уже нет. Уехала. Говорят, туда примчался какой-то моряк с дружками — у него тоже забрали собаку — и поколотил этого… будочника. Сейчас я попытаюсь позвонить в одно место… У меня недавно лечилась жена начальника городского коммунального хозяйства.

Папа надел очки и начал листать записную книжку. Потом он набрал номер, и лицо у него стало напряжённым.

— Алло, — сказал он деревянным голосом, — товарищ Поликарпов? Это Ковтун говорит. Да-да, доктор… Простите, что я домой, но тут такое дело — собаку нашу забрали. Да, будка! В ошейнике была. Ах, вот что… Ладно, постараемся успеть. До свидания.

Папа медленно положил трубку и, не поднимая глаз, сказал:

— Они увозят пойманных собак в Злынь: там есть у них такое… место.

— Ничего, — сказала мама, — ничего страшного. Сейчас мы позавтракаем. А потом вы поедете в Злынь. Автобус ходит туда каждый час, расстояние небольшое. Я, конечно, не знаю, как они там… работают, но убеждена, что в первый же день, да ещё в воскресенье, они собак не… не тронут. Не плачь, сын, и вообще не теряйте даром времени. Пошли, а то мои отбивные, наверное, сгорели.

Но, видно, не суждено было им сегодня позавтракать. Потому что резко и требовательно зазвонил телефон. Папа взял трубку, послушал, спросил: «Что? Оскольчатый перелом?», и дверь за ним коротко хлопнула. А Владик снова почувствовал, как слезы сами льются из глаз.

— Перестань, — резко сказала мама. — Сейчас же прекрати рёв! И запомни: безвыходных положений не бывает. О господи, это кого ещё несёт?

Действительно, в дверь звонили — длинным весёлым звонком. Мама открыла, и в прихожую ворвалась Верка.

— Вот! — закричала она, протягивая маме пять рублей. — Долг! Спасибо! Мама говорит: в деревне у бабушки поспеют фрукты, я целую осень возить их буду. Вам! А папка про Владика говорит, что он герой! Ой, Владик, чего ты плачешь?

— Я не плачу, — буркнул Владик и отвернулся.

— У нас будка Анчара увезла, — сказала мама. — В Злынь. А нашего папу вызвали в больницу, и теперь неизвестно, когда он вернётся.

Во время маминой речи Верка стояла точно в такой же позе, что и тогда, на улице, — опять вытаращила до невозможности глаза, а руками вцепилась в кудряшки. И вдруг закричала:

— Так папа же дома! Мой! Я сейчас!

— Постой, — сказала мама, глядя на хлопнувшую дверь, — не её ли папа приезжает на грузовике в обеденный перерыв — огромный такой, рыжий, с вьющимися волосами?

* * *

Когда Владик выбежал во двор, там уже стоял дядя Фёдор. Он протянул руку и сказал:

— Привет. А где ремень?

— Какой ремень? — удивился Владик.

— А пса в кузове придерживать, — объяснил дядя Фёдор.

И у Владика сразу отлегло от души, как будто Анчар просто ждал их где-то и надо только приехать за ним и защёлкнуть на кольце ошейника карабин старого поводка…

Они направились в гараж. Дядя Фёдор велел обождать, а сам ушёл за зелёные ворота, в проходную. Его не было очень долго — видно, не просто было взять машину в воскресный день. Но вот зелёные ворота медленно распахнулись, и из них выехал грузовик. Дядя Фёдор открыл дверцу кабины и сказал:

— Владислав, давай сюда! А ты, Веруха, с нами собираешься, что ли?

От неожиданности и обиды Верка прямо задохнулась, а дядя Фёдор, подмигнув, спросил у Владика:

— Ну, как — возьмём?

И они покатили по солнечным улочкам, а потом по шоссе. И всё было прекрасно до тех пор, пока не показались первые домики Злыни и дядя Фёдор не притормозил у низкого редкого плетня, за которым под раскидистыми яблонями возились на земле двое мальчишек.

— Эй, хлопцы, — окликнул их дядя Фёдор, — где у вас тут этот, как его… Ну, в общем, место, куда собак свозят?

— Собак? — переспросил тот мальчишка, что был сверху, а тот, что снизу, придушенным голосом крикнул:

— Так это живодёрня! Пусти, Митька, я людям дорогу покажу.

— Я сам покажу, — рассудительно ответил Митька. — Вы в город не езжайте, а сейчас налево и краем, краем — там дорога прямая, не заблудитесь.

— Как это — живодёрня? — холодея, спросил у него Владик.

— А так, — равнодушно сказал Митька, — там собак убивают. А ты лежи-лежи, я тебя поборол!

Последнее относилось к мальчишке, лежавшему под Митькой. Но Владик уже ничего не слышал — он сжал зубы и даже зажмурил глаза, потому что заплакать при дяде Фёдоре было совершенно невозможно. Машина плавно взяла с места, потом её стало потряхивать и подбрасывать, потом она остановилась, и только тогда Владик открыл глаза. Они стояли у длинного серого забора, окружавшего просторный выгон, поросший травой и какими-то жёлтыми цветочками. В глубине выгона виднелся чёрный сарай. Возле ворот сидела на табуретке и вязала толстая тётка в кирзовых сапогах. Она мрачно посмотрела на вылезавших из машины дядю Фёдора, Верку и Владика и спросила:

— Вам чего надо?

— У нас незаконно забрали собаку, — сказал дядя Фёдор. — В райцентре. Сегодня утром.

— А вот не выдумывали бы глупостей, — злобно сказала тётка. Идите теперь до Пашки, чтоб он пропал, сколько из-за него скандалу. Сюда уже прибегали: сам Поликарпов звонил. Вон он стоит, Пашка, пьянюга окаянный.