…and action!

Но сегодня что-то шло не так. Сначала он до полуночи ворочался в своей постели, глядя то на фонарь за окном, то на репродукцию Пикассо на стене, потом — уже около часа ночи — вылез из кровати, побрел на кухню, там сварил себе кофе и уселся перед телевизором. До одурения насмотревшись закольцованных информационных сюжетов на канале «Евроньюс», он выключил ящик, набросил поверх пижамы халат и вышел на балкон.

Александр Георгиевич Саакян определенно что-то чувствовал. Он рассеянно рассматривал крыши дорогих автомобилей, расставленных в идеальном геометрическом порядке на парковке элитного дома, глядел на перекуривавшего на крыльце охранника, потом переводил взгляд на уличный фонарь, висевший аккурат на уровне его окон на втором этаже… и постепенно стал ощущать что-то вроде легкой паники. Это было в новинку, это было незнакомо, непривычно и неприятно. Он прижал правую руку к груди, вдохнул побольше воздуха.

Определенно где-то что-то происходит, и происходит с человеком, с которым у него с недавних пор установилась странная связь. Да, с этим молокососом, с этим выскочкой и баловнем судьбы Михаилом Вячеславовичем Некрасовым.

Послать ему пожелание удачи? Или помочь провалиться?

Саакян вернулся в спальню, посмотрел на зеленый циферблат электронного будильника. Три двадцать две.

— Время приема лекарств, — пробубнил Саакян с дурацкой ухмылкой. С той самой ухмылкой, которая однажды так напугала Лену Хохлову. И лег в постель.

Паника постепенно отступала.

34

Все произошло очень быстро, и трудно было поверить, что всего лишь пять минут назад обе мерзких зеленых гусеницы мирно «жевали листья», не обращая ни малейшего внимания на окружающий их пейзаж. Филя почти спал за своим столиком, а Дюша собирался еще выпить пива. Оперативники подобрались очень близко и сгруппировались, готовые в один момент подхватить негодяев под руки.

— Время приема лекарств, — сказал Баранов и начал трясти Филиппа Бойцова за руку. — Эй, чудилка, проснись, автобус пришел…

Тут произошло то, что очевидцы и непосредственные участники операции еще долго пересказывали друг другу во время перекуров. Филя-Вупсень, за секунду до обращения к нему спавший мертвецким сном, поднял голову, внимательно посмотрел на капитана, улыбнулся, словно старому знакомому, потом аккуратно, но чрезвычайно мощно боднул его лбом в челюсть. Баранов опрокинулся на пол вместе со стулом, на котором сидел. В образовавшуюся паузу Филя успел выдернуть из-под рубашки пистолет. То же самое сделал и Дюша-Пупсень, сидевший за другим столиком.

Два выстрела — две вспышки, два мощнейших удара по барабанным перепонкам самых стойких завсегдатаев клуба, — и два оперативника улетают с поля боя, как пластмассовые солдатики. Один из них, молодой лейтенантик Саша, был ранен в плечо, второй, приехавший с Барановым, кажется, получил пулю в живот.

В клубе поднялся визг. Немногочисленные посетители разбегались в разные стороны, сшибая мебель, по ажурным лестницам со второго этажа, на котором располагалась стрип-зона, неслись местные охранники в белых рубашках — перепуганные и взъерошенные, словно только что сами зажигали на эротическом шоу.

— Стоять!!! — орал Филя, водя пистолетом из стороны в сторону. — Всем стоять на месте!!!

Чтобы ни у кого не возникало сомнений, он поднял ствол и выстрелил вверх, в абажур светильника. Короткая вспышка — и на головы обрушился стеклянный дождь

— Стоять!!!

Зеленые гусеницы заняли оборону, встав спиной к спине, как Буч Кэссиди и Санденс Кид. Капитан решил, что операцию можно считать проваленной. Двое оперативников были нейтрализованы, а Баранов и его уцелевший напарник оказались на прицеле.

— Разошлись в стороны! — велел Филя охранникам, загородившим выход из бильярдного зала. Те продолжали стоять, разведя руки в стороны. — Разошлись, бл…!!!

Капитан Баранов приподнялся на локтях, потрогал челюсть. Определенно, это была самая дурацкая операция в его жизни. Почему он не заставил себя немного отдохнуть и всё взвесить на свежую голову? О чем он только думал?!

Едва он заворочался, как тут же услышал окрик:

— Лежать! — велел Дюша. — Мы уходим, и больше никто не пострадает.

Баранов мешкал, оценивая обстановку. Раненый Саша был зажат в углу за столиками, и он, разумеется, выбыл из игры, не говоря уже о том бедолаге, которого подстрелили в живот. Тот второй либо уже умер, либо потерял сознание, и огромная лужа крови подползала к капитанским ногам. Баранову ахотелось рвать и метать, но… локоть близок и недосягаем.

— У нас раненые, — сказал он, — валите, вас не тронут.

Он был уверен, что Паша, оставшийся на улице, услышал выстрелы и крики (не прекращавшиеся, кстати, до сих пор), и готов отработать свою часть Мерлезонского балета. Если только не…

Он напрасно надеялся на чудо: Пупсень и Вупсень, несмотря на молодость и слабые признаки интеллекта, обладали звериным чутьем. Когда охранники клуба у выхода расступились, бандюки двинулись вперед, не опуская стволов.

«Отход профессиональный, придраться не к чему», — отметил Баранов.