Андеграунд

– Как хорошо, что ты проснулся, – сказала она, – теперь мы сможем поговорить откровенно.

– Ты хочешь поговорить со мной откровенно, как мило. А мне казалось, что это я хочу поговорить с тобой откровенно!

– Ты собираешься поговорить со мной откровенно, бегая голым по комнате?

– Я бегаю оттого, что не могу успокоиться, но если ты хочешь, могу быстро одеться.

Я действительно начал немедленно одеваться, чувствуя, что она опередила меня, и первой заговорила о необходимости объяснения. Она, без сомнения, знала, как разговаривать в подобных случаях, возможно, она так же разговаривала со своим мужем, с которым, по ее словам, разводилась.

– Не стоило раздеваться лишь для того, чтобы потом так судорожно одеваться, – со смехом сказала она, внимательно наблюдая, как я неловко пытаюсь попасть голой ногой в штанину. – Судя по всему, у тебя не очень-то большой опыт общения с женщинами!

– У меня достаточный опыт общения с женщинами, – запальчиво выпалил я, – однако не с такими женщинами, как ты. С такими женщинами, как ты, я действительно мало общался, поэтому извини, если делаю что-то не так!

– Ты говоришь прямо, как мой муж, – со смехом сказала она, – и претензии предъявляешь так же, как он.

– Тот муж, с которым ты разводишься?

– Да, тот самый, вы с ним очень похожи.

– Он такой же юродивый, как и я?

– Нет, что ты, он совсем другой, по крайней мере внешне другой, но обвиняете вы с ним меня одинаково.

– Ты тоже соблазнила его, как и меня, в лесу на узкой тропинке?

– Нет, это он меня соблазнил, пригласив провести вечер в кафе, а потом напоил, и привел в эту квартиру.

– И ты мстишь теперь ему за этот обман?

– А ты мстишь женщинам за то, что у тебя с ними ничего в жизни не получилось?

– Да, возможно, что ты и права, и я должен им мстить за то, что у меня с ними ничего по-настоящему не получилось! Но я имею на это право, я заслужил это всей своей жизнью, и не такому падшему существу, как ты, укорять меня за мои недостатки!

– Это не недостатки, это болезнь. Ты просто болен ненавистью к женщинам. Да и, пожалуй, вообще ко всем людям. А если по большому счету разобраться, то ты вообще не человек, а несчастная каракатица, возомнившая, что ей положено то, что положено остальным людям!

Я был поражен этим ее обвинением. Я, собирающийся обвинять ее во всех смертных грехах, сам был обвинен в том, о чем знал не хуже ее. О боги, о глубины подземного мира, эта падшая женщина проникла в самые потайные пещеры моей души, и ударила меня по самому больному месту!

– Да, – закричал я в ответ, – ты права, я давно уже не человек, а последнее гадкое насекомое, которое только можно найти на земле! Я действительно хуже, чем последняя мокрица, или таракан, но это касается только меня, и больше никого, слышишь ты, никого! Ты можешь гордиться тем, что так ловко и так метко разгадала мою самую главную тайну, которую я тщательно скрывал от людей! Ты опередила меня, потому что это я хотел обвинить тебя в том, что ты разводишься с мужем, обрекая детей жить без отца, и соблазняешь в лесу первого попавшегося человека! Можешь гордиться собой, я не буду теперь тебя ни в чем обвинять, потому что это не имеет уже никакого смысла! Вчера ты рыдала, упав на пол возле моих ног, а теперь ты смеешься, и торжествуешь, но знай же, что это торжество падшего существа, которое непременно понесет наказание за все, что оно сделало! Смейся, упивайся своим торжеством надо мной, а моей ноги отныне никогда не будет в твоем доме! И если ты все же родишь от меня дочь, или сына, скажи им, что их отец погиб на железной дороге от несчастного случая, или придумай еще какую-нибудь невероятную историю. Но лучше бы тебе все же от меня не рожать, потому что моя ненависть к тебе обязательно проснется в моих детях, и тебе не останется ничего иного, как повеситься от горя и собственного бессилия!

После этого, схватив в прихожей пальто, и, кажется, даже забыв на вешалке шапку, я стремительно выбежал за дверь, а вслед мне еще долго звучал ее радостный и презрительный смех. Все это случилось семь лет назад, когда я жил в Сергиевом Посаде. Теперь я живу в Александрове, на сто первом километре, уйдя от Москвы еще дальше на север. С женщинами с тех пор я не встречался, ибо моей последней встречи с ними хватит на всю оставшуюся жизнь. Что я делаю на своем сто первом километре? – да то же самое, в общем-то, что и везде. Живу, одним словом, хожу в очередную контору получать в кассе деньги, имитируя, по мере возможности, жизнь обычного нормального человека. Хотя с каждым днем мне это надоедает все больше и больше. Впрочем, писать эти записки мне надоело не в меньшей степени. Всего в них я рассказать не смогу, а того, что рассказал, будет вполне достаточно. Поэтому прощайте, и, если сможете, извлеките из этой исповеди хоть какую-то пользу. А ту маленькую девочку, между прочим, я обязательно найду!

2014