Андервуд. Том 3

— Ладно, закончим с этим, — отмахнулся председатель. — Что там с разведкой нижних уровней? Нам поступил тревожный отчёт.

— Скопление Тёмных обнаружено во всех подконтрольных точках.

— Они же не могут дышать нашим воздухом, зачем им нарушать многовековой паритет?

— Я докладываю лишь то, что видели мои люди. Скопления жителей нижнего яруса достигло пика. Они разбивают лагеря прямо над туннелями.

— Ну, так закройте их к ящеровой матери! — взбрыкнул самый старый представитель Совета Шанталь. — Чего вы ждёте? Чтоб они нас тут сожрали? — брызгал он слюной.

— Успокойтесь, Ваше Светлейшество, барьеры не позволят им прорваться.

— Вы забываетесь, юноша, у нас тут столько этих дырок прямо под городом! Вы в своём уме? Мы живём на алхимической бомбе! Давно пора было их обвалить.

— Извините, но это технически невозможно, — терпеливо разъяснял сорокалетний «юноша». — Если мы обрушим хоть один свод, то город по принципу домино сложится и упадёт на кислотный уровень.

— Всё-то вы знаете, — вытер рот платком ворчащий дед. — В моё время никто не церемонился с бунтовщиками, просто раз — и рубили голову, а тут какие-то мальчишки…

Все понимающе переглянулись, но возражать не стали. Шанталю важно было выговориться, потрясти, так сказать, колокольчиками, и затем он опять впадал в старческую спячку.

— Думаю, мы должны разработать план атаки. Можно застать их врасплох и отогнать от входов, — последовало предложение, и прения возобновились.

Информация про Тёмных, кислотный уровень и много ещё о чём держалась в строжайшем секрете. Именно из-за этого должность Советников была пожизненной — никто не мог гарантировать молчание пенсионеров. Сомс получил недостающие пазлы Андервуда в своей мозаике и теперь знал, как ему действовать.

«Болтайте сколько влезет. Пока можете».

Глава 20 Коридоры Мертвой дороги

Ганс стоял на пороге собственного дома. Всё было на месте: привычные колонны, пахнущие деревом коридоры, прошедший мимо старый лакей, что любил его баловать искусно сделанными игрушками из хитина, ворсистый ковёр, поглощающий любой шум.

Раньше он любил бегать по нему босиком, так что пальчиками детской стопы чувствовал приятную мягкость. За ним, как правило, бегали няньки и ругались, что не пристало маленькому господину Хьюзу ходить босиком по дому, а он в ответ смеялся и убегал.

Естественно, служанка подыгрывала, и ребёнок в последний момент успевал оторваться.

Всегда без исключений его путь приводил в одну комнату. Туда, где он был в неуязвимости и никто, никто его не мог достать. Ведь он был под защитой мамы.

Запыхавшийся, он врывался к ней в кабинет, где она сидела в лёгком белом платье в кресле, покрытым ворсистым пледом. Он его не любил за то, что кылялся, но ради неё терпел.

Ганс стоял напротив двери с застывшей ладонью у ручки. Мимо прошла сохранившая свои лета служанка и почтительно кивнула молодому господину. Раздался знакомый щелчок, поворот и вот дверь мягко отъезжает внутрь.

Дневной свет от емировых камней с улицы бьётся в окна, мама смотрит с грустью куда-то в одну точку, но как только видит его, сразу стирает это странное выражение лица и мягко улыбается.

— Это ты, Ганс, опять прячешься?

Затаив дыхание, он сделал шаг внутрь.

— Не бойся, я вижу, как ты вырос.

— Ты ведь не настоящая? — спросил он её, но втайне хотел услышать обратное.

— Зависит от того, как на это смотреть, сынок, — она всегда давала ответы на его детские вопросы, много читала и была не по годам мудрой. — Если всё вокруг иллюзия и вымысел, то кто тогда ты?

— Я это я, настоящий Ганс.

— Ты так и не принял это, да? Ты же столько знаешь…

— Чтобы узнать правду, я делал ужасные вещи, мама. Точнее, я делал их, чтобы… — сказав это, он до боли прикусил губу.

— Что бы ты ни делал, я тебя не осуждаю.

— Я не ради неё марался, а чтобы не чувствовать боль. Правда досталась случайно — я не просил её.

— И теперь ты не знаешь, как с ней жить? — она наклонила голову вбок, будто объясняла что-то очевидное несмышлёному ребёнку, но ласково и тактично.

— Я чудовище, люди доверились мне, а я просто пользуюсь ими. Я противен себе.

— Иди сюда.

Он присел рядом с её ногами и потёр кулаком лоб, силясь сдержать эмоции.

— Вот так, положи голову сюда, — нежными тёплыми пальцами она притянула его к себе и погладила.

— Я всю жизнь был один, притворялся каким-то выдуманным персонажем, дурачком, — он сжал зубы, рука тряслась, собранная в кулак. — Терпел… их насмешки.

— Мой дорогой мальчик, — мягко сказала женщина.

— Если бы я выдал себя хоть раз, хоть на секунду, понимаешь… Арлинги бы убили меня. Это какой-то бред… Я так долго притворялся, что сам не заметил, как стал своей же выдумкой, — слова лились из него, как прорвавшаяся гнойная рана. — Я не тот, кем являюсь для остальных…

— Я вижу твои страдания, но в твоём сердце всегда было много места для доброты и любви, — бархатные руки едва заметно коснулись его уха и намокли, дойдя до влажной щеки. — Ты стремился защищать тех, кто тебе дорог.