Анди. Сердце пустыни (СИ)

Ирлан выдохнул, занял место в повозке, трогая мула вожжами.

— Ты не злишься? — спросил Ирлан, когда они двинулись в сторону темнеющих на фоне черного неба стен города. Удивительно, как Жарк отпустил их двоих. Неужели ночевка с рабыней, после которой он остался жив, столь благотворно повлияла на его мнение о девушке?

— Злится тот, кто слаб и не может ничего исправить, — пожала плечами девушка, — а мне пока рано сдаваться.

Ирлан помолчал. Эту женщину он понимал с трудом. Она ускользала, точно песок сквозь пальцы. Вот, казалось, рядом. Улыбается. А в следующий миг — холодна и неприступна. Сосредоточена на чем-то. И так притягательна в своем одеянии из алого шелка… Прижать бы. Обнять. Вдохнуть кружащий голову аромат. Признаться, что она поселилась во его снах, но вместо этого спросил жестко:

— Ты уже смирилась с тем, что едешь со мной в Аргос?

Ему не хотелось тащить девчонку силой. И он обещал себе, что уговорит, но вот сорвался. Надавил. Заставил дать ответ.

Анди молчала долго. Так долго, что он уже извелся, обругав себя за несдержанность.

— Если пустыня оставит нас в живых, — произнесла, веско роняя слова, — и снимет проклятие, я останусь с дерхами.

Ирлан выдохнул. С дерхами — уже хорошо. Дерхи не смогут жить в песках, значит, девчонка приняла решение отправиться на север. Ну а он сделает все, чтобы тоже быть рядом… с дерхами.

В голове мелькнуло, что матушка не одобрит, но Ирлан отмахнулся. В конце концов у него есть старший брат, наследник рода, пусть он и женится на правильной девице. Должен же тот отплатить младшему за снятие проклятия. Хорошо бы слова магистров оказались верны, и достаточно будет снять проклятие с одного представителя рода, чтобы прощение получили все.

А что до Анди… Матушка, конечно, будет в шоке. Да и высший свет не для троглодки, но Ирлан и сам не хотел возвращаться к прежней жизни. Почему-то отсюда, из песков, белоснежные стены родного особняка казались невозможно тесными, а балы, собрания, званые обеды — ужасно скучными. Нет определенно, он разочаровался в высшем свете Аргоса. Так что Анди не стоит переживать, что из нее попробуют сделать знатную даму. Она ему нравится такой, какая есть: диковатая, суровая, загадочная и невероятно привлекательная.

— Персик, ты решил приманить всех татей в округе?

В голосе наемника звучала откровенная насмешка. Жарк обиженно засопел и тут же одернул себя. Что он маленький, чтобы на глупые шутки обижаться? Подумаешь захотел, пока хозяин с рабыней вытаскивают дерхов из города, развести костер и чуток согреться… Он не виноват, что ночью в пустыне вымораживающе холодно. Такое чувство, что целиком в ледяную воду засунули.

Но Орикс тут же прицепился… А Жарку, может, хотелось не просто костер развести, а сжечь ненавистное женское тряпье.

Задрожал, кутаясь в халат и засовывая ладони подмышки.

— Еще раз назовешь персиком, — пробурчал зло, стараясь сдержать негодование, — я…

— Что, персик? Поднимешь на меня свою нежную ручку? — издевательски вопросил наемник. Жарку так и представилось, как он поигрывает мускулами и скалит зубы в темноте.

— Просто отравлю твой обед, — спокойно пояснил свою позицию слуга, отворачиваясь в ту сторону, откуда должны были появиться Ирлан и Анди.

На какое время над барханами господствовала тишина, а потом наемник разразился гулким хохотом. Жарк аж вздрогнул. И ведь наглец нисколько не переживал за то, что его могут услышать.

— Молодец, — отсмеявшись, похвалил Орикс, — не безнадежен, гм, персик.

— Ладно-ладно, — пошел на попятную при виде поднимающегося с места Жарка, — признаю, переборщил. Буду звать тебя персиком исключительно про себя. Но согласись, женщина из тебя вышла аппетитная.

Жарк зарычал.

Мелькнула тень, сбивая с ног, прошлась теплым языком от подбородка до лба, и Жарк застонал, пытаясь увернуться от ласки, но спихнуть тушу оказалось непросто.

— Смотрю, тебя все любят, — ехидно заметил Орикс, не делая попыток помочь.

Жарк задергался, замычал, и дерх, пройдясь еще раз языком по щеке, соскочил, чтобы удрать куда-то в темноту.

— Тьфу, — вытер лицо рукавом, выругался: — Глупая скотина, — но радости при виде вернувшихся животных сдержать не мог.

Они тронулись в путь сразу, стремясь быстрее убраться от Нурсовых врат. Отдыхать остановились на рассвете, и Жарк, с наслаждением подставляя солнцу промерзшее за ночь тело, с удивлением обнаружил, как изменился пейзаж. Исчезли барханы. Под ногами верблюдов простиралась каменистая, рассохшаяся земля. И цвет ее был красновато-бурым — аж мурашки по коже. Вдалеке вставали низкие гряды каких-то древних гор, и казалось, эту часть суши безжалостно собрали в складки, содрав до крови кожу. То тут, то там черными скелетами торчали бывшие деревья, навевая жути, и складывалось впечатление, что еще вчера здесь бурлила жизнь, а за ночь кто-то выжег все до камня.

— Барханы поприятнее были, — ворчал себе под нос Жарк, оглядываясь по сторонам. В отличии от песчаной пустыни, где ветер заставлял песчинки петь на разные голоса, здесь, на изрезанной жарой почве, стояла неуютная тишина.