— Слышишь? — женщина чуть откинула полог палатки, и звуки голосов, смеха, ритмичных ударов в барабан и мелодичного пения флейты внеслись внутрь вместе с ароматами дыма, копченого мяса и свежих лепешек. Рот девушки сразу наполнился слюной. Она была голодна так, как бывает голоден лишь живой человек. Значит, точно жива. А смерть… Нет, она не могла ей почудиться.
— Почему? — спросила, ощущая, как тело начинает дрожать, а изнутри расползается смертельный холод.
— Жуй! — и нудук сунула ей в рот комок чего-то мягкого. Анди раскусила, ощущая, как рот начинает гореть, а слюна становится чудовищно горькой.
— Первые дни ты будешь помнить о смерти. Чагрыш поможет прогнать тень того мира. Я приготовила достаточно для тебя.
— Бабушка Дук, — Анди с трудом заставила себя проглотить вяленые листья чагрыша, и желудок сразу запекло, — зачем вы здесь?
— Встретить и поприветствовать дар-дук, — ответила женщина, смотря проникающим в душу взглядом. Потом моргнула, вздохнула и призналась: — Не думала, что дождусь. Знаю, тебе пришлось нелегко. Хайда — ужасное место. Ветер мне приносил вести о твоей храбрости, о том, что не сдалась в рабстве, что осталась свободной душой. Ведаю о том, что волшебные звери выбрали тебя. Вижу следы встречи с вестником. Чую, что аргосец не просто так заботится о тебе. Да и твое сердце тянется к нему.
Анди сидела, оглушенная. Дар-дук? Повелевающая песками? Избранная богиней?
Подняла неверящий взгляд на нудук.
— Обида все еще застилает тебе взор, — вздохнула женщина и начала рассказ: — Много лет назад мы подобрали тебя вдоль пути. Ты была крошкой, которую выкинул караван, посчитав мертвой. Мать уже тогда отметила тебя, и привела нас, чтобы мы смогли позаботиться о тебе. Я видела силу, которая спала внутри маленькой девочки. Твои родители взяли на себя большую ответственность — воспитать дар-дук, взамен поклявшись не иметь других детей. Они же принесли свою любовь в жертву, выгнав тебя из племени, когда пришло время. Твоя сила, дар-дук, все же была чужой, и чтобы пробудиться здесь, в пустыне, ты должна была умереть.
— И возродиться в песках, — закончила мать, смотря на Анди с безграничной любовью и гордостью.
— К чему же они готовятся? — бормотал Жарк, пытаясь по обрывкам чужих слов, по жестам, по выражениям лиц проникнуть в преступный замысел троглодов, а что он преступен — слуга не сомневался.
— За добрыми делами не тащатся за сотни километров, не выгоняют девочку из племени, не допускают, чтобы она оказалась в рабстве, а теперь праздник у них, видите ли, — горячился Жарк, выплескивая свою злость на сидящего рядом Орикса.
Слуга пару раз пытался добраться до чаши вулкана, чтобы убедиться, что хозяину не требуется помощь, но каждый раз на его пути вставал распорядитель, ласково, но с угрозой — как казалось Жарку — улыбался и заверял, что праздник вот-вот начнется и отлучаться из лагеря ну никак нельзя.
— Дэвов они на праздник ждут что ли? — вопрошал Жарк у наемника, понуро возвращаясь обратно. — Ишь, разделись… Телесами сверкают, бесстыдники. И ладно мужики, но ведь и бабы по пояс оголились, одни лишь бусы на груди навешали! Ты только глянь — изрисованы все, прям ходячие картины: и в пятнышко, и в полосочку. Монет на себя повесили, точно кошельков нет. А этот, ты смотри, чьи-то зубы на шею пристроил.
И Жарк мрачнел, сопел, отворачиваясь от «бесстыдства».
С наступлением темноты его беспокойство усилилось. Он собрал вокруг себя дерхов — где угрозами, где подкупом заставив оставаться рядом с палаткой. Помог совет наемника дать им что-то из вещей девушки. Дерхи улеглись на рубашки Анди и рычали на всякого, кто к ним приближался.
А потом…
— Ты слышишь? Кричат что-то, — встрепенулся Жарк, — дар-дук какой-то. Дикари. У меня от них мурашки по коже.
— Было бы их поменьше, — согласился Орикс, — мы бы показали, что значит настоящие воины, а не эти… с палками.
Ожили барабаны, взвыли флейты, рванули к небу костры. Лагерь опустел, потек в ту сторону, откуда слышались крики. Факелы заплясали на фоне темного неба, точно рой гигантских светлячков.
Дерхов тоже потревожила суета. Они старательно принюхивались, молотя хвостами по бокам.
— Есть шанс, — тихонько проговорил Орикс, — сейчас или никогда. Уйдем в скалы, а потом перехватим Ирлана по пути в лагерь.
Дерхи вдруг молниями сорвались с места, устремляясь туда, где собрались троглоды.
Поднявшийся было Жарк опустился обратно.
— Тьфу, — сплюнул.
— Опоздали, — заявил с досадой, — ишь, понесло темное племя… Хозяйку почуяли. Теперь они без нее никуда не уйдут, а без них не уйдет Ирлан. И что я сглупил тогда?! Ведь в последний момент потраву выложил. Не стал брать. Дома для крыс держали. А сейчас бы вон она как пригодилась… В их праздничные котлы-то. А теперь как из рук дикарей хозяина с девчонкой доставать будем?
И мужчины одновременно вздохнули.
— Пошли хоть проверим, что они с ними делать станут, — предложил Орикс и зашагал, не оглядываясь к эпицентру праздника.