Андреевский кавалер

В бочажок с лету шлепнулся плоский серый жук с маленькой усатой головкой, по воде разбежались морщинки, отражение сначала расплылось, затем вытянулось дыней. Она встала с колен, отряхнула с чулок сучки и иголки, взяла с кочки корзинку. В ней десятка два крепких осенних боровиков, несколько толстоногих красноголовиков-подосиновиков. Другие грибы Тоня не брала – мать все равно выкинет. Сейчас был сезон белых и волнушек, Тоня сложила рупором ладони и несколько раз протяжно аукнула, тотчас раздались далекие ответные крики подружек. Она пошла в ту сторону и вдруг остановилась, в испуге схватившись за тонкий березовый ствол: навстречу ей из чащобы, высунув язык, неслось черное чудовище.

– Юсуп! – перевела она дух. – Как ты меня напугал!

Овчарка с ходу лизнула ее в щеку, сунулась носом в колени и, присев на задние лапы, уставилась, будто хотела сообщить что-то важное. Черная шерсть лоснилась, нижняя челюсть поседела, в густой холке тоже посверкивала седина.

– Ну что ты, Юсупушка? – осторожно погладила собаку Тоня. Та прижала стоячие уши, но от ласки не уклонилась. – Нет у меня ничего вкусненького…

– А я-то не пойму, куда он меня волоком тащит! – послышался веселый голос Ивана Васильевича Кузнецова.

Он раздвинул молодые елки и вышел на лесную полянку. В его густых русых волосах светилась растопыренная сосновая иголка, в руке фуражка, наполненная крепкими боровиками. Кузнецов вернулся в поселок на прежнюю должность. Несколько раз Тоня видела его в клубе, один раз он пригласил ее на танец, но баянист Петухов, заметив это, сдвинул мехи, поставил сверкающий перламутровыми кнопками инструмент на табуретку и пошел на волю с приятелями покурить.

– Можно я в твою корзинку высыплю? – приблизился он к девушке и, не дожидаясь ответа, вытряхнул из фуражки боровики.

– А вам?

– Называй меня на «ты», – улыбнулся он. – Все-таки мы старые знакомые…

– Тогда приходи к нам на жареные грибы, – вдруг, удивляясь себе, пригласила Тоня. – Я сама их приготовлю.

– А ты смелая, – глядя ей в глаза, произнес он. – Одна в глухом лесу.

– Там девочки! – кивнула она в сторону, откуда доносилось чуть слышное ауканье. – И потом, я хорошо оринтируюсь…

– Ориентируюсь, – поправил он. – А медведя не боишься?

– Я их никогда вблизи не видела.

– Вдруг недобрый человек на пути встретится?

– Что он мне сделает?

– Все-таки держись ближе к подружкам, – сказал он.

Тоня нагнулась, аккуратно срезала гриб-крепыш ножом. Если она поначалу и оробела, увидев в лесу Кузнецова, то сейчас почувствовала себя уверенно. Может, Иван Васильевич не случайно наткнулся в лесу на нее? Искал встречи? От этой мысли ей стало весело, захотелось смеяться, дурачиться. Она обхватила собаку, прижалась к морде щекой.

– Только тебе позволяет Юсуп такие вольности, – подивился Кузнецов.

– Он знает, что я его люблю, – стрельнула зеленоватыми глазами на командира девушка.

Иван Васильевич вдруг задумался, нахмурил лоб, что-то припоминая. Тоня наконец не выдержала и, бросив на него насмешливый взгляд, сказала:

– Как бабка Сова! Что-то колдуешь про себя?

– Вспоминаю стихи, – улыбнулся он. – Знаешь, я сам попробовал стихи сочинять.

Тоня в школе легко заучивала наизусть заданные учительницей на дом стихотворения. Алена не раз уговаривала ее прочесть что-нибудь в клубе со сцены, но Тоня не соглашалась.

Обеих вас я видел вместе —
И всю тебя узнал я в ней…
Та ж взоров тихость, нежность глаза,
Та ж прелесть утреннего часа.
Что веяла с главы твоей!
И все, как в зеркале волшебном,
Все обозначилося вновь:
Минувших дней печаль и радость,
Твоя утраченная младость,
Моя погибшая любовь!

Тоня долго молчала, осмысливая услышанное, стихи ей понравились.

– Это ты сочинил про Варю и… меня? – не подымая глаз от земли, спросила она.

– Если бы я! – усмехнулся он, – Это стихи Федора Ивановича Тютчева.

– Ты все еще любишь ее? – помолчав, спросила она. И вдруг почувствовала, как сильные руки взяли ее за плечи, властно повернули – она совсем близко увидела крупные светлые глаза.

– Я другую люблю, Тоня! Глазастую, добрую, нежную…

– Кого же? – пролепетала она, чувствуя непривычную слабость в коленях.

– А ты подумай, Тоня, – мягко говорил он. – Помнишь осень, речку, мокрое белье?.. Ты сказала, что любишь…

– Я сказала, что люблю Юсупа, – прошептала она.

– У тебя были удивительные зеленые глаза. Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?

У нее бешено заколотилось сердце, перехватило дыхание, все поплыло перед глазами: он ее поцеловал. Она не помнила, сам он ее отпустил или она вырвалась. Юсуп громко лаял, стараясь лизнуть в лицо.

– А кто обещал за меня замуж выйти и любить до гробовой доски? – как сквозь сон доносился его глуховатый голос. – Кто обещал кормить оладьями со сметаной и пришивать пуговицы к гимнастерке?