Андреевское братство

Я выключил устройство, чьи размеры намного превосходили его практические возможности, и лег в постель.

…Мне приходилось и читать, и самому писать о так называемом футурошоке, то есть невыносимом состоянии психики «среднего человека», сталкивающегося со слишком быстрым наступлением непереносимо-непонятного «будущего». Конечно, встреча с будущим, которого ты не ждал и не предвидел, тяжела. Но что сказать о шоке встречи с прошлым? В его, так сказать, чистом воплощении.

Мы так устроены, что даже след локального, твоего личного прошлого, случайно встреченного то ли в виде старой фотографии, то ли развалин дома, где прошло твое детство, то ли забытого между страницами книги письма от девушки, которую ты любил в школьные годы, вызывает душевное томление, грусть, печаль, тоску… И это ведь не только печаль по прошедшей жизни, это именно воздействие прошлого, как некоей мистической субстанции.

А если вдруг прошлое обрушивается на тебя сразу, «тотально»?

И нет вокруг тебя ничего, кроме прошлого, им пронизано все — море, небо, воздух, земля и звезды… Да, и звезды тоже, ибо они заняли совсем другое положение на небосводе и, значит, оказывают на людей какое-то иное воздействие.

По ним, кстати, с помощью древнего секстана ты и узнал о том, что прошлое наконец наступило…

Я незаметно заснул, а потом так же мгновенно проснулся и не меньше получаса ворочался на сбитых простынях, пока не отчаялся и прекратил напрасные мучения. Вышел на лоджию. Назначенные два часа давно прошли.

Выходит, что Андрей нас не разбудил. Наверное, заходил, увидел, что в окнах темно, и справедливо решил не тревожить. Но возможно и другое. Что-то случилось. Мало ли какие проблемы могли возникнуть за время его отсутствия?

И вдруг я поймал себя на мысли, что уже как данность воспринимаю то, что мой неожиданный знакомый, спаситель и вроде бы добрый приятель Андрей Новиков не просто богатый прожигатель жизни, земле- и времяпроходец (что и так достаточно дико), а некая «особо важная персона», имеющая отношение к судьбам мира, возможно, даже и не одного. В моем 2056-м он, похоже, не просто так по морям скитался. И в этом 1924-м Андрей не абориген, совершенно очевидно. Во-первых (а я же не только журналист, я еще и историк, пусть и специализировавшийся по другим временам), он просто не подходит по психотипу к людям первого послевоенного десятилетия.

Достаточно хоть книги Хемингуэя вспомнить. А во-вторых, я своими глазами видел на казенниках пушек «Призрака» клеймо — «1981 г.». Я ведь и надеялся, что попадем мы куда-то позже этой даты. Поближе к дому. Увы — не получилось.

Тогда кто же он и откуда? С какой целью скитается в дебрях годов и реальностей, вмешиваясь в дела совершенно посторонних ему людей?

В его коллекции я, безусловно, далеко не первый. Моя память, заменявшая всегда любой диктофон или блокнот, автоматически выдала абзац из невольно подслушанного в первую ночь нашего знакомства разговора Андрея с Ириной. Я тогда вышел перед рассветом на палубу яхты, измученный почти такой, как сейчас, бессонницей, направился на бак, к бушприту и, проходя мимо открытого светового люка, машинально в него заглянул. В свете ночничка увидел, что Андрей лежит на спине на широкой койке, заложив за голову руки, а Ирина, совершенно обнаженная, сидит рядом в позе скульптурной андерсеновской «Русалочки» из Копенгагена. Она и в одежде-то произвела на меня сильнейшее впечатление, а уж теперь… Я отшатнулся, чтобы Новиков меня не увидел и не подумал, что я этот, как его, вуайерист, в общем, любитель подглядывать за соответствующими сценами. Стыда до конца дней не оберешься.

Прекрасная бронзовая фигура Ирины исчезла из виду, но голос ее я слышал великолепно. Похоже, происходило нечто вроде сдержанной семейной сцены. Проявившая такое трогательное участие к судьбе незнакомца (то есть меня), попавшего в сети международного преступного синдиката, она сейчас выговаривала Андрею за то же самое.

Ирина говорила о превратившейся уже в дурную привычку манере бросаться на помощь кому ни попадя, не представляя, чем это кончится, а он отвечал, что никуда не деться, раз так сложилось, и больше, чем править мирами и народами, ему нравится изображать из себя Гарун-аль-Рашида, причем не настоящего, исторического, а сказочного, а если это ей кажется глупым, то пусть она подумает, с кем бы вела подобные беседы, не будь у него такой дурной привычки…

Стараясь не зашуметь, я тихо вернулся в свою каюту, попытался сообразить, какой смысл несут эти слова, но информации было явно недостаточно, да вдобавок перед глазами стояло «прекрасное видение». Я в конце концов заснул, а утром никак не мог понять, было это на самом деле или все же приснилось. Редкий, замечу, случай, обычно сон от яви отличить нетрудно, а тут случилось именно так. Может быть, оттого, что за ночь Ирина снилась мне несколько раз, в том числе в сюжетах настолько откровенно эротических, что уж они-то явью быть не могли ни в коем случае, но в итоге все запуталось окончательно. Да и дела с утра сразу же завязались настолько крутые, что не до теорий было.