— Что значит — к реальной жизни? Как будто ты предполагаешь, что подобные теоретизирования могут иметь какой-то физический смысл? На то они и альтернативы, то есть предположения, как могло случиться, если бы… Или ты хочешь сказать, что его теория должна иметь практическое применение, скажем, для расчетов оптимального будущего?
— Ну, это тоже было. Утописты-коммунисты и так далее. Я как раз нечто другое хотел выразить. Он ведь напрочь отрицает как раз саму возможность именно физического сосуществования параллельных реальностей. И доводы приводит, пардон, совершенно дурацкие. Что, мол, по причине бесконечно совершаемых ежемоментно миллиардами людей выборов того или иного поступка количество альтернативных миров тоже должно быть бесконечным, а для этого во Вселенной просто не хватит материального субстрата… Полная ерунда.
— Отчего же нет? Я тоже, честно говоря, не представляю, как может быть иначе. При каждом почти шаге любой человек делает какой-то выбор. Ну пусть даже раз в год этот выбор окажется таким, что сможет изменить ход хотя бы его личной жизни, и лишь один человек из миллиона раз в жизни сделает шаг, способный повлиять на ход истории, ведь все равно… И, значит…
— Да ничего это не значит! — перебил он меня. — Есть люди, которые давно в этом псевдопарадоксе разобрались. Антиномия, говоришь, сиречь логически неразрешимое противоречие, как нас в университетах учили. А у меня имеется приятель, который специально только тем и занимается, что оные антиномии, как я вот эти фисташки, щелкает. Ну, такого типа: «В селе есть цирюльник, который бреет только тех, кто не бреется сам. Вопрос: кто бреет цирюльника?»
— Ну и кто? — заинтересовался я.
— А черт его знает! Может, он специально не бреется вообще. Из принципа. А я о другом. Установлено, для того чтобы полноценная альтернативная реальность вызрела и образовалась де-факто, требуется сочетание настолько многих условий, что число их достаточно конечно. Как кристаллов в минералогии. В каждом веке есть возможность для двух-трех, ну четырех развилок. Да и то они зачастую потом вновь сливаются. Ну, как объезд на дороге. Или тропинка, чтобы угол срезать. А что касается наличия потребной для этого материи, так это вообще… — он махнул рукой. — Знаешь, как по одному проводу сотни потоков информации сразу передают? По-разному их модулируют. Амплитудно, частотно, еще как-то, уж и не помню… Дело-то, братец, совсем в другом. Еще выпьешь?
— Пока не хочу, — отказался я.
— Хозяин — барин. А я позволю себе… — теперь вместо коньяка Андрей смешал «Чинзано» с джином.
— А еще реальности друг с другом могут пересекаться. Тогда бывают чудо какие парадоксики.
Он хитро и смутно улыбался, мне показалось, что Новиков уже порядочно пьян. Да и неудивительно, после такого боя, и Ирину едва-едва до смерти не убило. Пусть жизнь ее и вне опасности, но случись такое с Аллой, я и не знаю, что бы делал. Впрочем, отчего же не знаю? Примерно то, что делал на острове и в Сан-Франциско.
— Слушай, непонятно, отчего же все-таки лишь две-три развилки образуется? Я тебе навскидку в одном только десятилетии полсотни доброкачественных поводов для возникновения великолепной альтернативной реальности назову…
— Это, милый мой, заблуждение, демагогия и, как бы потоньше выразиться, — волюнтаризм. В учебнике написано, что кинетическая энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости и деленной на два, так вроде? И хоть ты убейся, требуя от учителя объяснить, почему деленной, а не умноженной, и на два, а не на шестнадцать, умный учитель ответит просто и веско: «Потому!» Вот и я тебе точно так отвечу.
При такой постановке возразить было действительно нечего. А Андрей продолжал:
— Так вот, давай вообразим, из чисто спортивного интереса, что мы с тобой пребываем сейчас в химерической реальности, к каковому предположению подвигнул меня именно Фолсом обилием приведенных в книге примеров.
— Что значит — химерической? — спросил я.
— Да только то, что существует она вопреки законам вероятности. Имеется в прошлом вычисленная точка, где по стечению неведомых нам обстоятельств наложились друг на друга несколько событий, каждое из которых само по себе та-акая случайность… И вместо того, чтобы взаимно погаситься, как обычно бывает, они сработали в одном направлении. Оттуда и пошло, причем дальше — по сложной экспоненте. Кстати, этому даже современники тогда удивлялись, настолько все наглядно происходило, но по естественным причинам понять того, что проскочили стрелку и понесло их черт знает куда, конечно, не смогли…
— И что же это за точка, если не секрет?
— Какой там секрет! Твой Фолсом ее тоже описал, а провиденциального смысла не просек. — Словечки у него время от времени вылетали не хуже, чем у моего друга Панина! — Попробуй угадать, ты ж проницательный парень, историю знаешь лучше многих. Ну?
Я честно задумался, перебирая в памяти наиболее знаменитые события последнего века. Мне показалось, что нашел.
— Ноябрьская революция 1918 года в Германии? После нее капитуляция, распад Тройственного союза, революция в России…