Читаем Андрей Белый: автобиографизм и биографические практики полностью

Танец у Белого порой превращается в стиль жизни. Например, в «Петербурге» «Николай Петрович Цукатов пустился отплясывать службу», «протанцевал он имение, протанцевавши имение с легкомысленной простотой, он пустился в балы», потом у него «вытанцовывались дети; танцевалось, далее, детское воспитание, – танцевалось все это легко, незатейливо, радостно» (ПБ., 395); в «Московском чудаке» «Кувердяев забросил свою диссертацию о гипогеновых ископаемых; и вытанцовывал должность инспектора».[307]

Не стоит на месте и предметный мир: пляшут гуголевский дом вместе с колоннами и шпицем (СГ., 95), едущие «навстречу подводы с ящиками вина, покрытыми брезентом» (СГ., 48), «тряские дрожки», громыхающие «по колдобинам» (Пб., 335), пляшет багаж на вокзале («перекидные картонки уплясывают по направленью к вагонам»);[308] пляшут свечи и канделябры, устраивают пляски «ножи на тарелках»[309] и т. п.

Движется в танце и мир природный: дождь, ветер, листья, ветви, куст (например, в одноименном рассказе: «Видел Иванушка куст, танцевавший в ветре»[310]), танцует пространство в целом: «<…> все пространство от Лихова до Целебеева, казалось, плясало в слезливом ветре; кустики всхлипывали, плясали; докучные стебли плясали тоже; плясала рожь; <…> плясал дождик, на лужах лопались пузыри <…>» (СГ., 43). Героя «Записок чудака» поражают «пляски взъерошенных волн» (ЗЧ., 404) и танцующие «безгласые молнии» (ЗЧ., 333), в «Петербурге» «первый снег», «танцуя, посверкивал в световом кругу фонаря» (Пб., 126), в «Серебряном голубе» «веселая зелень танцует в лучах» (СГ., 81), в «Котике Летаеве» «желтокрылое пламя <…> ясными лапами пляшет» (КЛ., 96).

Танцуют тени («Тени их, вырастая, пляшут на желто-красным огнем освещенном дупле» – СГ., 177), кровь («расплясалась в нем кровь» – Пб., 221), мысли, слова и смыслы («объяснение – радуга; в танце смыслов – она: в танце слов <…>» – КЛ., 26), странным образом танцуют математические знаки в рукописях профессора Летаева («многое множество растанцевавшихся иксиков» – КЛ., 68) и даже… скука («И скука, как знакомый, милый образ, танцевала на семи холмах» – Симф., 97).

В общем, способностью танцевать Белый наделяет практически все, что составляет мир его героев и мир его произведений.

В рамках одной статьи невозможно даже бегло охватить основные аспекты проблематики танца у Белого. Мы хотели бы обратить внимание лишь на то, какое место танцу (причем, не метафорическому, а реальному) отводит Белый в автобиографических текстах и как он танец оценивает. Иными словами, нас будет интересовать, как танец входит в конструкцию, именуемую Белым «миф моей жизни».[311]

2

Исследуя рождение автобиографического мифа, Белый в «Материале к биографии (интимном)» тщательно фиксирует первые вспышки сознания и следующие за ними первые впечатления, воспоминания, откровения:

«1881 год. Произнес первое слово: “Огонь. <…> 1883 год. Лето. Первый проблеск сознательности. <…> Декабрь. Отчетливо уже сознание. <…> Первая пережитая драма (прогнали нянюшку). 1884 год. Январь. <…> первое сближение с папой; <…> Февраль. Приезд мамы из Петербурга. Первые ужасы переживаний ссор папы и мамы. <…> Март. Первое восприятие весны. <…> Осень и зима. (Октябрь, ноябрь, декабрь). Первые откровения музыки (Шопен, Бетховен). Первые откровения поэзии <…> Первая встреча елки; первые ожидания Рупрехта».[312]

Танец оказывается в этом же ряду, в числе самых первых, а потому особенно важных событий «внутренней биографии», начало которой Белый ведет с трехлетнего возраста, с конца 1883 г. («Декабрь. Отчетливо уже сознание. С этого периода начинается внутренняя биография»). К январю следующего 1884 г. относится первое переживание танца, связанное с приходом бонны Каролины Карловны: «<…> первые упражнения в немецком языке <…>. Выступает жизнь квартиры, мир родственников, мир прислуги. Танцую польку с Каролиной Карловной».[313] Рассказывая об этом периоде в мемуарах «На рубеже двух столетий», Белый упоминает не только об одном ярком эпизоде (танец с бонной), но об уроках танцев, включенных, как можно понять, в распорядок детской жизни:

«Вскоре помню: появление немки, Каролины Карловны, с которой мы свободно ходим по всей квартире <…> все очень трезво, очень эмпирично; меня учат танцам, водят гулять <…>».[314]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука