Андрей Белый: автобиографизм и биографические практики

«Он словно бравировал своими “хлыстовскими” радениями, из вечера в вечер посещая второсортные танцульки, размножившиеся тогда по Берлину, как поганки после дождя, и какие-то сомнительные кабачки, привлекавшие его тем, что они были “под рукой”. <…> Белый приглашал дам, молоденьких девиц, пожилых матрон – собственно, ему было вполне безразлично, кто с ним пляшет, кто его партнерша – и так как было тогда не принято от приглашения отказываться, он обрекал на некий “танцевальный эксгибиционизм” кого попало. А ведь его танец неизменно принимал какой-то демонический <…> характер, доводивший нередко его партнерш до слез и настолько публику озадачивающий, что его танцы часто превращались в сольные выступления. Остальные пары покорно отходили в сторону, чтобы поглазеть на невиданное зрелище».[350]

Сходную картину рисует Ирина Одоевцева:

«Зрелище довольно жуткое, особенно когда эти пляски происходят в каком-нибудь берлинском “диле”-кафе, где танцуют. Там Андрей Белый, пройдя со своей партнершей в фокстроте несколько шагов, вдруг оставляет ее одну и начинает “шире, все шире, кругами, кругами” ритмически скакать вокруг нее, извиваясь вакхически и гримасничая. Бедная его партнерша, явно готовая провалиться сквозь пол от стыда, беспомощно смотрит на него, не решаясь тронуться с места».[351]

Вадим Андреев, казалось бы, в оценке техники танца Белого солидарен с Бахрахом:

«То, что он выделывал на танцевальной площадке, не было ни фокстротом, ни шимми, ни вообще танцем <…>».

Однако у Андреева танец Белого вызывал не отвращение, а скорее изумление:

«<…> его белый летний костюм превратился в язык огня, вокруг которого обвивалось платье плясавшей с ним женщины».[352]

И Вера Лурье отмечала «нестандартный», можно сказать, творческий подход Белого к танцу. Ее свидетельство имеет большое значение, так как она сама не только прекрасно умела танцевать, но и, что важно, была постоянной партнершей Белого:

«Часто по вечерам он ходил со мной в большое кафе неподалеку от пансиона на танцы. <…> Под ритмы уан-степа и шимми он танцевал со мной нечто им самим созданное, не имевшее никакого отношения к тогдашним модным танцам».[353]

Однако важно отметить, что танец Белого отнюдь не был, как могло показаться со стороны, спонтанным порывом вдохновения. К этому увлечению он подошел с той же обстоятельностью, с которой подходил ранее к освоению бальных танцев и эвритмии. То есть: в Германии писатель брал уроки модных танцев.

«Усиленно занимаюсь физ-культурой: прогулки, 2 раза в день купанье, гребля; начинаю ради физ-культуры учиться фокстроту, джимми, бостону, уан-степпу; ничего путного; с бешенством много часов в день зажариваю фокстр<от>», —

отмечал Белый в «Ракурсе к дневнику» (июль 1922 г.), рассказывая об отдыхе на балтийском курорте Свинемюнде, где он прожил с июля по сентябрь 1922 г. и где, видимо, начался этот виток увлечения танцами.

Из мемуаров И. В. Одоевцевой следует, что Белый и в Берлине продолжал обучаться танцам, упорно тренируясь в освоении новой техники движения: