Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Дорогой Борис Николаевич! Только что отправил Вам München Hauptpostlagernd большое заказное письмо[3232] и вот сегодня сажусь писать Вам дальше, хотя это и убой драгоценного для меня теперь (лично) времени. Но не могу молчать! Помимо всех внешних недоразумений, в которых продолжаю считать себя невиновным (что берусь точнейшим образом доказать), обнаруживаются несогласия принципиальные. Вы сами восклицаете: «Мы глядим в диаметрально противоположные стороны»…[3233] Когда-то мы глядели в одну сторону, на те же зори и сражались у оврага с теми же врагами, защищая серебряный колодезь[3234]. М<ожет> б<ыть>, я и остановился в своем развитии… Ведь я старше Вас и раньше должен кончить «эволюцию»… Но видит Бог, я смотрю все туда же, так что «противоположная сторона» явилась от Вас и для Вас; вероятно, и раньше (в 1903 г. – Теургия; в 1907 г. – Против Музыки…[3235]) иногда бывало, что лучи нашего зрения расходились не надолго… Но теперь это словно фиксируется… Эта фиксация связана, м<ожет> б<ыть>, с личным раздором; я хочу сказать, что последний облегчает Вам (морально) выявление наших принципиальных разногласий, которые раньше Вы старательно ретушировали во имя личной дружбы; очень жаль, что принципиальное беспощадно не разграничивалось в период тесной дружбы; житейская мудрость велит поступать обратно: во время слития душ искать различие в духовном; во время душевного взаимоотталкивания не выдвигать духовного несогласия, а скорее цепляться за то, что соединяет две души в духе; иначе получается «эмоциональность» на высшем плане, которая профанирует последний. К сожалению, так как мы связаны общим делом, нас обязывающим перед обществом, так как Вы успели уже внести в работу над этим общим делом элементы, нас с Вами разделяющие, и внесение это аккомпанирует у Вас весьма прозрачною в своей отрицательности эмоцией, то я, уповая на остаток Вашего личного расположения ко мне и на факт затишья наших личных и чисто деловых схваток, решаюсь со всею осторожностью и добродушием, на кот<орые> только способен, коснуться принципиального. –

–

Когда Шпет («просто умный человек», как его назвал Эллис) появился в Москве[3236], он очень скоро выразил свое удивление, что два столь различных человека, как Вы и я, связаны столь большой дружбой. Мне это передала Елена Михайловна, жена Кали[3237]. – Конечно, мы очень различны, но тем ценнее и плодотворнее должна была бы явиться наша дружба. – Вы часто говорили и писали мне, что многому научились от меня; конечно, я научился у Вас еще большему, нежели Вы у меня. – Но если бы мы захотели точнее определить, чему именно мы друг у друга научились, мы не смогли бы. Но… тем ценнее результаты взаимного нашего обменного обучения… Теперь как будто пора этого взаимоучения прошла и началось какое-то взаимомучение… Надо и с этим покончить. Поэтому надо, забыв личную рознь, спокойно размежеваться в основных принципах. –

–

«Ты куда? Остановись, обернись» так не раз взывал и я «к благоразумию». Но так взывает с «черным хохотом» – «компания нибелунгов»[3238]. Следовательно, по-Вашему я – нибелунг[3239].

* * *

«В духе – не улыбаются, а вопиют, взывают, глаголят»[3240] – Но почему? Потому что не могут справиться с «душевностью»; вопиют «в духе», но не вопиет «дух». Не только Христос не вопил, но и Ницше и Гёте и Беме в высочайшие моменты не вопили, а «улыбались». Христос почти всюду «улыбчив». Главным же образом «вопят в духе», когда glwssaιlaleiu[3241] форсируется через искусственное импульсирование; «духи пророческие», говорит ап. Павел, – «послушны пророкам, потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира»[3242]. Не бушующие вопли ценны, а кроткая учительная струя; вопить надо в одиночестве, выжидая, когда все стихнет, и тогда – говорить. Конечно, если речь – на высшем плане.

* * *

«Тишайшие слова суть те, что приносят бурю. Мысли, которые приходят на голубиных лапах, управляют миром» (Тихий час. Т<ак> г<оворил> Заратустра)[3243]. «Поразило и Ницше мировое вращение» (XXVI арабеска – как вывод А. Белого)[3244].

?

–

Неокантианство – как паллиатив против порнографии! Я слишком мало учен, чтобы защищать неокантианство. Не «черт возьми Риккерт»[3245], которого призывает на помощь чуть ли не каждая страница Символизма![3246] Надоел – мы подымаемся ввысь, идем по спирали (т. е. эволюционируем в пустоту); долой круг – этот символ творческой законченности! Правда, немногие умеют выковывать кольца (умел это Вагнер); сомкнутие круга в Аверченке и в мантике[3247] доказательство не негодности круга, а только кружащихся; горе тем, кто начал Аверченкой; quod initio vitiosum est, non potest tractu temporis convalescere[3248] – говорили непроизвольно-символично римские юристы.

–