Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

c) Поместить полностью Ваши Арабески, а затем сейчас же после них открытое письмо Степпуна на Ваше имя, подвергающее Ваши Арабески весьма почтительной, очень доброжелательной, но основательной (во многом) критике[3275]. В прошлом письме я упомянул, что Степпун колеблется. Его колебания были в зависимости от удачи написания ответа Вам. Ответ одобрен Рачинским, Киселевым и мною. Ответ, по мнению Степпуна, удовлетворит Гессена, кот<орого> Степпун берется умаслить. В VI № Вы можете отвечать Степпуну[3276]. В VI же № может быть помещен и ответ на Арабески Яковенки[3277] и других, кто пожелает. Так<им> обр<азом>, VI номер, выходящий отдельно, – необходим. Мое предположение (в прошлом письме) относительно того, как попали корректуры Арабесок к Степпуну, оказалось верным. Обстоятельство, что Арабески были прочтены в заседании Молодого Мусагета, является формальным основанием к тому, чтобы открытое письмо Степпуна было помещено в одном номере с Арабесками. Впрочем, помещение этого письма в том же номере есть conditio sine qua non[3278] дальнейшего сотрудничества логосцев в Тр<удах> и Дн<ях>.

d) Снятие Вашего имени как редактора (явно неизбежное) не означает, однако, что с Вашим мнением не будут считаться. В частности, прошу ответить решительнее об учебнике по ритму[3279] и возвратить немедленно (пожалуйста) все остальные статьи, имеющиеся у Вас на просмотре. Иначе VI номер тоже опять запоздает. –

2) Ваше последнее деловое письмо Ахрамовичу[3280] содержит целый ряд пунктов, кот<орые> он и доложил мне. Отвечаю только на один, ибо остальное считаю или само собою разумеющимся, или просто странным недоразумением. Впрочем, и этот один пункт, строго говоря, тоже недоразумение. Сначала я был против Вашего отказа от редактирования журнала; всякий выход такой является более или менее скандалом; Вы как литератор это должны понять; произнося слово «скандал», я и в мыслях не имел упрекнуть Вас в желании скандальничать, хотя и имел основание думать, что причиною отказа является не только дальность расстояния; я просто тогда пока не видел оснований к Вашему уходу; теперь вследствие конфликтов со статьей Яковенки[3281] и Арабесками Ваш отказ приемлем. С этими моими соображениями соглашались и Рачинский и Киселев. Упор Ваших Арабесок в Weltgedanken Штейнера и призыв услышать «зов времени», конечно, превращают Ваше штейнерьянство, которое Вы называете Privatsache[3282], в Gemeinsache[3283]; все это так и принимают; первый Вячеслав, кот<орый> просил снять свое имя, как ближайшего сотрудника[3284]. Дорогой Борис Николаевич, ведь Вы же не умеете или не хотите прятать от всех свои Privatsachen; так было всегда!