Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Буду описывать все, что ни есть: постараюся отрешиться от всех предрассудков «задания», «темы» <…>. Буду-ка я говорить о случайном событии дня, о погоде, о книге, о братстве народов, о том, что я видел во сне и о том, чего вовсе не видел; все это хочу я поставить перед собою самим; я хочу здесь описывать, что случилось во мне, в моем мире сознания, когда то-то и то-то предстало «событием» в нем. Событие — «со-бытие»: бытие моих внутренних актов соединилось с событием чего-то лежащего вне меня; соединение двух «бытий» есть со-бытие; как произошло соединение это и Кто Соединитель? Не «Я» ли?[609]

Безусловно, не все, что предлагал Белый в «Дневнике писателя», могло быть взято на вооружение другими авторами «Алконоста» и его издателем: статья Белого проникнута откровенно антропософским публицистическим пафосом. Однако ее важнейшие выводы были приняты в качестве программы журнала.

Об этом, как кажется, свидетельствует кокетливое извинение в «Кручах» Вячеслава Иванова, предваряющее «Раздумье первое: о кризисе гуманизма». В нем Иванов апеллирует к «уставу» журнала «Записки мечтателей», но фактически излагает ту концепцию, которую Белый сформулировал применительно к «Дневникам писателей»:

Прошу извинить этот авто-эпиграф в рифмах <…>, но, согласно уставу «Записок мечтателей», требующему мгновенных снимков с текущей «мечтательской» психологии, прошу занести, тем не менее, и рецидив бреда в протокол, не взирая на явное отступление бредовой грезы от порядка дня, — разумею: исторического дня. После чего, в порядке очередном, отваживаюсь изложить свое «Раздумье первое <…>»[610].

В этом плане показательны очевидные переклички между статьей Белого и письмом Алянского Блоку от 19 февраля 1919 года. В этом письме Алянский пытался напомнить Блоку о тех задачах, которые в настоящее время стоят перед художниками вообще и перед авторами журнала издательства «Алконост» в частности: