Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Рассказывая об обстоятельствах ссоры, Белый, правда, умолчал о том, что во время этого разговора выступил с провокационным предложением издать свою будущую антиметнеровскую книгу в «Мусагете», что, естественно, вызвало негодование Метнера[1307] и повлекло за собой спор о том, кто из них несет ответственность за раскол в издательстве[1308].

И еще Белый существенно приуменьшил активную роль Аси Тургеневой в случившейся ссоре. А это было для Метнера крайне важно, так как Асю он винил в разрыве своих отношений с Белым едва ли не больше, чем самого Белого:

Во время нашего чрезвычайно трудного разговора Ася давала одну реплику за другой, и каждая следующая была обиднее (ибо неосновательнее) предшествующей. Если она этого не понимала <…>, то возникает вопрос, могу ли я с Вами говорить по существу в присутствии самого близкого Вам человека, который совершенно не подозревает, какие удары он наносит моей душе именно в те моменты, когда я силюсь, как можно отчетливее, выяснить Вам мою мысль и обсуждаемое дело; если же Ася чувствовала обидность <…>, то возникает вопрос, могу ли я говорить по существу с Вами в присутствии того же человека, кот<орый> сознательно мешает говорить по существу, внося излишние эмоциональные моменты (Белый — Метнер. Т. 2. С. 675–676)[1309].

Более того, в письме М. К. Морозовой от 1 (14) июня 1915 года он объединил Белого и Асю в одно андрогинное, с кошачьими повадками агрессивное существо, с которым не было смысла вступать в контакт и налаживать отношения: «На Асю я накричал и окончательно поссорился снова с Бугаевым. Это двуглавая кошка Борася, которой хочется крикнуть брысь»[1310].

Способствовало разрыву отношений и еще одно важное обстоятельство, на которое Белый указал в «Материале в биографии» чуть раньше, чем рассказал о ссоре. Белый признавался, что Метнер его очень раздражал и что это раздражение было прямо пропорционально его растущей страсти к Наташе Поццо[1311].

<…> с Наташей он явно дружит; и во мне поднимается смутная ревность к Метнеру (много лет спустя, уже в Берлине, в 1923 году, Наташа, отрицая свою вину, т. е. кокетство со мной, мне призналась, что в ту пору она любила Метнера, — стало быть: моя ревность имела почву) <…> (МБ. С. 191)[1312], —

анализировал Белый свои чувства конца 1914-го. В 1915‐м эти сначала «смутные» чувства достигли апогея и характеризовались Белым как «припадки ревности»:

<…> отношения к Наташе, принявшие форму болезненного эротизма, меня удручали (примешивались припадки ревности к Метнеру) <…> (МБ. С. 205)[1313].

Безусловно, апрельская ссора с Метнером Белому не привиделась: после нее прекратились их встречи и переписка. Однако Метнер, видимо, в тот момент еще не считал, что отношения загублены безвозвратно. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стала книга «Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности».

Я подрывал только умственный авторитет Штейнера и продолжаю думать, что он один из бездарнейших людей, если не считать оккультизма и чисто внешних способностей (памяти, некоторого красноречия и т. п.). Андрей же Белый сделал попытку морально пристукнуть меня. <…> Одно знаю: по-христиански я могу м. б. Андрею Белому простить, но в этой жизни никогда, сколько бы он не искал меня, не обменяюсь с ним ни единым словом, —

заявлял он в письме Наташе Тургеневой от 16 апреля 1917 года[1314].