Андрей Белый. Между мифом и судьбой

<…> не при этих дверях стоял он — при других <…>, — сознание мутилось. Была иная дверь — сердце! Он звал к этой двери… <…>. Вне сердечного языка («вы — письмо наше, написанное в сердцах» — говорит нам апостол) — молчание (ВШ. С. 496).

* * *

Антропософский эзотерический праксис, описанный применительно к Штейнеру и «апостолу самосознания» Павлу, был хорошо знаком и самому Белому, принятому еще в 1913 году в эзотерическую школу («Esoterische Stunde»), ученики которой обучались специальным техникам медитации (МБ. С. 137).

В письме П. А. Флоренскому из Дорнаха от 17 февраля 1914 года Белый сравнивает «школу опыта» в православии с «опытом соврем<енного> Тайноведения», то есть антропософии, отмечая, что «обе школы, признавая сердце — духовным Солнцем и жизненным центром, разнятся в способе „погружения ума в сердце“»[315]. Естественно, Белый доказывает преимущество антропософского пути как в методике:

<…> не тренировка ума противополагается здесь сердцу, а свободное погружение себя сознающего ума в сердце, не потопление в сердце, а свободная жизнь в сердце: и сердце думает, и ум чувствует; вот правило той школы, которая стала близка моему существу; у ума развиваются сперва лебединые крылья, и не ввергается он в сердце, а свободно слетает в сердце[316];

так и в целеполагающих установках:

Сердце — Солнце; <…> внутри сердца познаешь блеск солнца; оно становится Христовым сердцем. Но Христос пришел не для земли только, <…> для всего Космоса: Церковь не указала на космический смысл Христа <…>. Надо развить ему крылья: провести звездность сквозь солнце в земное наше сердце[317].

В мемуарной прозе Белый эмоционально описывает «чувство Христа» в сердце, сначала, в эпоху символизма, — интуитивное («<…> я постигаю не иконописный Лик Христов, а Лик, встающий в средине своего собственного сердца» — МБ. С. 77), а после курса Штейнера в Христиании о «Пятом Евангелии» — более осознанное. В «Материале к биографии» отмечено, что именно с лекций о «Пятом Евангелии», прочитанных в столице Норвегии, Белому «стал ведом» «Христов импульс» (МБ. С. 140), в «Воспоминаниях о Штейнере» — что «в Христиании был показан момент Сошествия Духа» (ВШ. С. 529). Тогда же, как следует из признаний писателя, родилось убеждение, что в скором времени «голос Божий зазвучит» из него (МБ. С. 141). Слова Штейнера о мистической роли Пятидесятницы и «Христовом импульсе», пронзившем апостолов, Белый воспринял как руководство если не к действию, то к мироощущению и даже причислению себя к кругу апостолов, к отождествлению себя с Павлом:

<…> в «Пятом Евангелии» я сам — «апостол» среди «апостолов», как муж, достигающий зрелости: тринадцатый среди двенадцати <…> «Основа любви» входила в меня <…> (ВШ. С. 514).

Белый сообщает, что работал над данной Штейнером медитацией о Христе и опускал «Слово» в «сердце», следуя советам опытных оккультистов (то есть делал именно то, что потом описал в письме Флоренскому):

<…> надо уметь произносить вам известные слова, не двигая ни губами, ни языком, ни гортанью; тогда слова опускаются в сердце; и приобретают огромную силу! (МБ. С. 144).

Результатом экспериментов стали видения, в которых происходящее казалось путем посвящения[318]. Вскоре, впрочем, на пути посвящения возникли непреодолимые препятствия. Упорные медитации не только перестали давать желаемый результат, но привели, напротив того, к тяжелому недугу: «Сердечный невроз — имя дикой болезни» (ВШ. С. 363). Белому пришлось искать иной смысл и обосновывать иной путь в антропософии — не оккультный[319]. Однако полученного мистического опыта оказалось достаточно, чтобы помнить эзотерический и антропософский смысл апостольских слов о «сердечном письме», обыгранных в «Кризисе сознания», «Истории становления самосознающей души» и «Воспоминаниях о Штейнере».