Однако полк Матяха беда обходила стороной. Он отправлялся в степь, насколько у коней хватало сил, ночевал в сугробах. Никого не встретив, возвращался обратно, выслушивал про стычки и успехи, выпавшие на долю других отрядов, и снова уходил, чтобы опять вернуться ни с чем. Только на пятый выход в степь, проскакав верст десять от Урала, воины его отряда увидели у горизонта темную полосу и с радостными криками помчались вперед: теперь и им будет чем похвастаться в лагере перед друзьями. Однако очень скоро воинственный порыв стих. С холодком в груди боярские дети начали понимать, что впереди не кочевье и даже не гонимые пастухами табуны. По степи, подобно темным морским волнам, накатывались темные татарские сотни: плотные стеганые халаты, опушенные лисьим и волчьим мехом шлемы, поднятые к небу острия копий, тысячи прочных круглых щитов и кривых сабель. Ногайская рать шла останавливать забредшего на ее земли врага.
— Да их же там тысячи, боярин Андрей, — зачем-то облизнул губы Трифон. — Вестимо, драпать пора. Стопчут.
— Бери Прохора, заводных, мчись в лагерь со всех ног, — сухо приказал Матях. — Скажи Умильному, главные силы татарские идут. Пусть встречают.
— Ага, — повернул скакуна холоп и принялся погонять его с неожиданной старательностью.
— Тысяч десять, — добавил от себя боярин Уваров, слышавший весь разговор. — Уходить станем, али костьми лечь прикажешь?
— Погибнуть без толку много ума не надо, — ответил Андрей, глядя на захлестнувшую степь живую массу, катящуюся прямо на его маленький отряд. — А вот задержать степняков нужно. Чтобы в лагере оборону успели подготовить.
Бить татар в лоб — стопчут. Отступать — к лагерю выведешь. К лагерю, еще не готовому к бою. Нужно выиграть минут двадцать, тридцать — а потом можно хоть во все стороны разбегаться, задача будет выполнена.
— Ну, мужики, — оглянулся Андрей, приподнявшись на стременах, — не посрамим земли русской! За мной!!!
Он пнул пятками вороного скакуна, посылая его в стремительный галоп, а сам полуповернулся назад, отстегнул застежки саадака, вытянул лук, открыл крышку колчана. Сдернул зубами рукавицы и сунул их в сумку.
Теперь, когда степняки и русские витязи мчались друг на друга, расстояние сокращалось с такой стремительностью, словно ехали они не на лошадях, а на болидах «Формулы-1». Всего несколько минут — и они в полукилометре друг от друга. Боярский сын начал поворачивать коня влево, скача уже не на врага, а вдоль сплошной стены воинов, выпустил пару стрел — бить под правую руку оказалось несподручно, но минуту спустя небольшой русский полк развернулся к татарам крупами коней и начал метать тяжелые каленые стрелы за спину, знаменитым скифским выстрелом, оказавшимся вдобавок и чрезвычайно удобным в исполнении.
С трехсот метров Андрей уже давно белке в хвост попадал, а потому, выпуская стрелы, с удовольствием видел, как то один ногайский всадник улетает через голову подраненной лошади, то другой опрокидывается на спину, широко раскинув руки. Правда, среди русских тоже начали падать в снег вместе с лошадьми закованные в доспехи всадники. Но зато татары мчались изо всех сил за отважным полком, и мчались не к воинскому обозу и не к лагерю, а вперед, к пустынному Уралу.
Шкура лошади на глазах покрывалась влагой, из-под упряжи начала выступать белая пена.
— Ну же, родимая, выноси, — прошептал Андрей, понимая, что в настоящий момент его жизнь зависит только от выносливости скакуна и ни от чего более. Он сунул руку в колчан и обнаружил, что тот пуст.
«Это сколько же мы их гоняем? — с тревогой подумал он. — Час? Минуту?»
Однако полк пора было спасать. У ногайцев стрелы еще оставались, но стреляли они лениво, никто из русских пока не падал. Правда, расстояние между преследователями и преследуемыми потихоньку сокращалось.
Андрей опять начал забирать левее, морщась от бьющего в лицо студеного ветра. Взгорок, сугроб за ним, новый взгорок — и впереди открылась ровная поверхность реки.
— Выбрались!
Лагерь он теперь тоже видел: стрельцы успели поднять гуляй-город и теперь выглядывали через бойницы. Стояли щиты не вплотную, между ними оставались свободные промежутки метра в полтора.
«А ведь мы между щитами проскочим! — быстро сообразил Матях. — Шасть, и мы внутри. Всего пара километров…»
Вороной уже заходился страшным предсмертным хрипом, но продолжал скакать.
— Ну же, еще чуть-чуть! — Копыта били в лед, высекая белую крошку, изо рта лошади капала кровавая пена. — Господи, вынеси! Отборного овса лично принесу!
Наконец скакун взвился в последнем прыжке, перемахивая стоящую за щелью телегу, пробежал еще полсотни шагов и остановился, широко расставив ноги и странно покачиваясь. Все!
Матях спрыгнул на землю, отпустил, подпруги, торопливо скинул седло, оставив потник — чтобы коня не студить — снял уздечку. И только после этого повернулся к полю брани.