Читаем Андрей Битов: Мираж сюжета полностью

Андрей Битов: Мираж сюжета

А я перечитал… – печально вздохнул Дар. – Вы даже не представляете, как это все плохо написано! Это было, конечно, оригинально, и вот чем он… уравновесил:

А хоть “Тристрама Шенди” вы читали?

“Впервые слышу”, – честно ответил я.

“Как же я вам завидую, что вы это впервые прочтете!”

Я поверил его интонации.

Выходит, мне и тут повезло. Прививка от мании величия…

Проза для меня изменилась: проза жизни становилась жизнью прозы».

Вот и получилось, что сам себя нагнал, что убежать от себя не удалось, и на повседневность обрел возможность смотреть сквозь прозаический текст, как сквозь объектив фотоаппарата.

Еще в Горном Андрей увлекся фотографией и был приобретен фотоаппарат ФЭД-2.

Начало этого увлечения было связано с другим увлечением – студент-первокурсник познакомился с девушкой с экзотическим именем Дагмара и, вероятно, влюбился в нее. О Дагмаре мы узнаем из писем Ольги Кедровой: «Андрюша увлечен фотопечатанием. Сначала его учила Дагмара, с которой (с ней) они напечатали тонны снимков… А теперь он продолжает сам, со своих пленок. Жаль, что увеличитель ему надо уже отдавать. Придется со временем покупать свой, так как это занятие крайне увлекательное и совсем не сложное».

Увы, ни, кто такая Дагмара, ни куда делись «тонны снимков», нам не суждено узнать.

Впрочем, некоторые гипотезы на сей счет мы попытаемся построить, но несколько позже…

В начале 2000-х Битов скажет: «Взгляд отдыхает. Кадр его ломает. Жаль, нет фотоаппарата. И это мое хобби умерло. А ведь проще было бы сделать фотосессию, чем все это словами… Каждый может нажать кнопку. В искусстве важно, кто нажал. Фотография – остановленное время. Просьба об утраченном времени. Часто мы освещены снаружи, но сами мы не светимся. Когда не хватает света, фотограф применяет вспышку. Может быть, вспышка и есть взгляд странного животного по имени человек, который перестал видеть только пищу и, поднявшись с четверенек, увидел что-то еще. Вспышка задерживает конец света».

Впрочем, до конца света было еще очень далеко, да и часто пользоваться вспышкой мэтры фотографии не рекомендовали.

Итак, навык фотографировать, проявлять и печатать фотоизображение пригодился Андрею во время институтской практики. Он продолжал снимать и когда работал по специальности, и когда навсегда спрятал диплом выпускника ЛГИ им. Г. В. Плеханова в семейный реликварий, он же ковчежец-мощевик.

Что же касается до объектива, то он предпочитал, как широкоугольную оптику (это как слеза или капля, в которой отражается весь окружающий тебя мир), так и штатный объектив 50 мм – когда было необходимо сосредоточиться на главном, не отвлекаясь на лишние детали, лишних персонажей, лишние сюжеты.

Мыслится, что фотоаппарат и есть идеальная действующая модель того, как происходит задержка времени, остановка мгновения через вспышку света, которая проникает в темную комнату на сотую долю секунды. А потом все вновь погружается в непроглядную темноту как в сон.

Сохраненное на негативе изображение раздваивается – одно остается неподвижным, другое же продолжает двигаться и развиваться наяву. С каждой минутой разница между ними, зазор (лимб) растет, увеличивается, проходят дни, месяцы, годы, столетия. И вот их (изображения) уже невозможно совместить, потому что разница между тем, что было, и тем, что есть неизбывна, эта разница и есть жизнь.

Читаем у Битова: «Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь… То есть не надо, а можно писать всю жизнь: пиши себе и пиши. Ты кончишься, и она кончится. И чтобы все это было – правда. Чтобы все – искренне.

Вот пишу и не знаю… Ведь чтобы писать искренне, надо знать, как это делать. Иначе никто тебе не поверит, что у тебя искренне. Сделать надо.

Вот это-то и ужасно: все-то – литература…

А я – такой-то человек. У меня есть люди, которых я люблю, люди, с которыми я знаком, люди, которых я не знаю. Все эти люди как-то меня знают, что-то обо мне иногда думают, когда есть к тому повод. А я совершенно не представляю, что они обо мне думают. Но мне кажется, они не допускают, что я какой-нибудь другой, чем они. Я даже могу допустить: иначе быть не может… То-то и оно. Все люди – центры. Два с половиной миллиарда центров…

Иногда я попадаю не в фазу. Периодически. Довольно часто. Не в фазу – значит, как-то все у меня не как у всех, все со мной подло, все из рук валится, надо одно – а хочется другого.

Ничего не получается».

Жизнь сама по себе не получается, потому что она теперь не просто жизнь, а жизнь прозы.