Андрей Кончаловский
Глава первая Ветвь матери. Прадедов «сундук»
В. И. Суриков. Из письма брату
1
Вторая половина 1970-х. Сорокалетний правнук Василия Сурикова кинорежиссер Андрей
Кончаловский взял курс из Москвы на родину великого предка. Начинались съемки кинопоэмы
«Сибириада».
Может быть, это было прощальным восхождением к истокам рода? Ведь тогда в сознании
потомка уже созрело твердое решение покинуть СССР. А кто-то видел и видит в сибирской
эпопее Кончаловского соглашение с властями, заключенное накануне убытия за границу.
Фильм действительно планировался как госзаказ к очередному партийному форуму
коммунистов. Ожидалась песнь о величии советского государства. К съезду лента не поспела.
Да и на оду достижениям социализма
была мало похожа. Но в либеральном окружении режиссера возникло глухое отчуждение.
Он это почувствовал тогда и с тех пор недоумевал, поскольку, с его точки зрения, «картина была
не только не «госзаказовской», соцреалистической, но изначально чуждой официальной
идеологии».
Событийный рефрен «Сибириады» — бегство героев из Елани, из родного сибирского
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
8
угла. Слышится в этом и тревожное предчувствие испытаний, выпавших на долю ее создателя в
чужеземье. И он, подобно его героям, нарушал и разрушал границы знакомого закрытого мира
страны, дома, что ознаменовалось затем и внутренними, духовными превращениями.
Уход из родового гнезда, по Кончаловскому, «ведет к смерти». Но смерть эта чревата
перерождением, явлением нового человеческого качества.
Навсегда осело в памяти Василия Сурикова 11 декабря 1868 года. Он оставил родной
Красноярск, отправился в Петербург и превратился в гениального русского живописца.
«Морозная ночь была. Звездная. Так и помню улицу, и мать темной фигурой у ворот стоит».
Отбытие было желанно, но переживалось тяжело.
Сибирь времен Василия Сурикова — еще закрытое от европейской России пространство.
По выражению поэта Максимилиана Волошина, в творчестве и личности живописца «русская
жизнь осуществила изумительный парадокс: к нам в двадцатый век она привела художника,
детство и юность которого прошли в XVI и в XVII веке Русской Истории».
Заповедная закрытость Сибири стала основой образных пространственно-временных
решений и в «Сибириаде». Деревня Елань, откуда начинают свой путь герои фильма, — нутро
русской жизни, ее архетип. Отсюда неуемные души рвутся к зовущим, но неверным звездам.
Остаться дома значит для них — умереть.
Не эти ли страсти тревожили душу Сурикова, а век спустя — и его правнука? Отрыв от
родного — завязь магистральной коллизии если не жизни, то, во всяком случае, творчества
Кончаловского. Спор знакомого и закрытого с распахнутым незнаемым, влекущим, но опасным.
На этом стыке созревает, взрослеет личность.
Не откликнулось ли в «непоседливости» Василия Ивановича его происхождение? Ведь он
из старинного казацкого рода. Казаки же для Сибири — люди пришлые, как и бежавшие сюда от
крепостной неволи крестьяне. Воля накладывала особый отпечаток на все население этих мест.
Василий Иванович очень гордился своим происхождением. «В Сибири народ другой, чем в
России: вольный, смелый», — убеждал он того же Волошина.
Из материалов о Красноярском бунте 1695 года художник узнал, что в нем участвовали
«казаки Иван и Петр Суриковы». «От этого Петра мы и ведем свой род. Они были старожилы
красноярские времени царя Алексея Михайловича и, как все казаки того времени, были донцы,
зашедшие с Ермаком в Сибирь. Об этом, когда я был маленьким, говорили мне дед, отец и дядья
мои…».
Дед Сурикова Василий выдвинулся как «богатырский атаман», а был «человек простой».
«Широкая натура. Заботился о казаках, очень любили его». Назначенного после деда жестокого
Мазаровича казаки, подкараулив, избили. «Это дядя мой (Марк Васильевич. — В.Ф.) устроил.
Сказалась казачья кровь». Другой дядя живописца, Иван Васильевич, сопровождал
переведенного на Кавказ декабриста и вернулся из поездки в восторге от Лермонтова и с
шашкой, подаренной сопровождаемым.
Художник особо гордился теми предками, которые примыкали к бунтарям Разину и
Пугачеву. «Это мы-то — воровские люди…»
Таковы предки со стороны отца Сурикова, бывшего в какое-то время и губернским
регистратором Красноярского земского суда.
Предки со стороны матери «тоже казаки Торгошины, а Торгошин Василий также был в