Андрей Кожухов

– Ну вот еще! Кому придёт в голову искать меня в приёмной тюремного здания? Это только кажется страшно. Впрочем, – прибавил Андрей спокойным тоном, – я пошёл бы, если бы даже была опасность. Я должен прочесть это письмо раньше, чем выеду отсюда.

Послание от погибших друзей имело для него, кроме задушевного смысла, еще другое, более важное значение. Он был убеждён, что именно в нем, в этом письме, найдёт ответ на обуревавшие его сомнения и тревогу, и решил во что бы то ни стало раздобыть его.

Давид молчал. Он был очень взволнован и колебался – ему не меньше Андрея хотелось знать содержание письма Зины. Но вместе с Жоржем он стал отговаривать Андрея от слишком рискованного шага. Он предложил остаться в Дубравнике еще дня два-три и привезти письмо в Петербург.

Но Андрея трудно было урезонить. За последние дни он жил в атмосфере смерти и всевозможных ужасов, и ощущение опасности в нем окончательно притупилось.

– Нечего толковать! – сказал он с нетерпением. – Я пойду один и вернусь к поезду. Встретимся на вокзале.

Не дождавшись возражений, Андрей вышел и быстрыми шагами направился к Варе.

Свидания с политическими происходили между двумя и четырьмя часами пополудни. В половине второго Андрей, с провизией и книгами в руках, направлялся к мрачному квадратному зданию, с которым у него связывалось так много воспоминаний. Варя Воинова шла рядом с ним. Она хорошо знала процедуру тюремных свиданий и охотно согласилась на просьбу Андрея. Ей даже показалась забавной эта затея. Но при виде тюрьмы с ее массивными железными воротами и вооружёнными часовыми ей овладело чувство страха и раскаяния: «Что, если его там арестуют?»

– Послушайте, Кожухов, – сказала она. – Отдайте мне провизию и книги и ступайте домой. Меня страх берет, что эта шутка окончится скверно.

Андрей поднял опущенную голову и встрепенулся, как бы со сна.

– Чему быть, того не миновать, – сказал он рассеянно.

На самом деле он совсем не думал о том, что с ним может случиться, и даже хорошенько не расслышал слов Вари. Его давило мучительное сознание, что два дня тому назад четверо погибших друзей выехали из этих самых ворот и последовали на виселицу.

Часовой впустил их и, когда они переступили высокий порог, с шумом задвинул засовы и запер ворота. Андрей очутился в пасти льва. На минуту он почувствовал изумление и беспомощность человека, внезапно брошенного в тюрьму. Он смотрел и прислушивался. Раздавался сдавленный шум голосов в царившем кругом полумраке. Слабый свет проникал из щелей железных ворот, находившихся по обоим концам проезда, в котором они стояли. Тюрьма была четырёхугольной формы и заключала внутри небольшой двор. Ведущий ко двору проезд под сводом служил в то же время приёмной для приходивших на свидания.

Когда глаза Андрея привыкли к темноте, он различил группу мужчин, женщин и детей, скучившихся около железных решёток по обеим сторонам узкого проезда. Посетители к уголовным составляли большинство. Но в углу, направо от входа, можно было заметить несколько человек, мужчин и женщин, принадлежавших по внешнему обличью к привилегированным классам. Обилие цветов и книг в руках у большинства из них резко отличало их от остальной публики. Они явились на свидание с политическими.

Варя направилась к ним, а Андрей следовал за нею на некотором расстоянии. Обычная обстановка и знакомые лица вернули ей самоуверенность и бодрость. Она забыла и думать об опасности в этом месте, где чувствовала себя совершенно как дома. Она поздоровалась со всеми и обменялась новостями и вопросами. Бледнолицая дама с мальчиком лет десяти задержала ее дольше других. В руках у нее был большой букет цветов.

– Какие чудные цветы! – воскликнула Варя. – Дайте мне немного для моих заключённых. Я сегодня не захватила с собой. – И, овладев букетом, она без церемонии разделила его пополам. Из своей половины она передала часть стоявшему около нее седому господину. – Вот для вашей дочери, – сказала она. – Цветы больше всего радуют заключённых. – Затем она обратилась к старухе крестьянке в простом деревенском платье, с тёмным ситцевым платком на голове. – Много ли еще у вашего сына денег? – спросила она.

– Два рубля, матушка, – отвечала старуха.

– Этого не хватит на месяц, – заметила Варя. – Я принесу еще два в следующее воскресенье.

Она вынула из кармана толстую потёртую записную книжку и сделала в ней отметку. В качестве революционной сестры милосердия она заведовала денежным фондом для заключённых и заботилась о том, чтобы все они, богатые и бедные, получали свою долю денег, книг, белья и всего остального.

– Кто эта барыня с ребёнком? – спросил Андрей.

– Жена Палицына, мирового судьи, – сказала Варя. – Его отправляют в Сибирь на каторгу. Она следует за ним. Горько ей приходится, потому что она вынуждена оставить мальчика у родственников.