Андрей Первозванный — апостол для Запада и Востока

Тема страстной смерти замученного и распятого в Патрах Андрея становится одной из самых популярных в эпоху XVII – начала XVIII веков, когда внимание к страстной тематике было вообще особенно острым. В это время в русском искусстве складывается новая иконография, получившая название «Апостольские деяния и страдания» или «Распятие Христа с апостольскими страстями». Наиболее ранним и ярким примером последнего извода служит образ письма «государева иконописца» Феодора Рожнова 1699 г. из церкви Двенадцати апостолов Московского Кремля[338]. На иконе, написанной около 1717 г. для местного ряда иконостаса церкви Иоанна Предтечи в Рощенье в Вологде, по заказу местных купцов Ивана Смурова и Андрея Шапкина[339], рядом с величественной фигурой апостола Андрея, патрона одного из заказчиков, изображен целый цикл его деяний в нескольких ярусах. Он начинается с призвания братьев Петра и Андрея на апостольское служение, беседой их с Христом, затем, следуя евангельскому тексту, иллюстрируется эпизод предстояния Иисуса с Петром и Андреем перед Иоанном Предтечей. Далее изображается одно из прижизненных чудес Андрея – исцеление им царевой жены. После чего начинаются страсти апостола – влачение его по улицам города в стране антропофагов, где проповедовал Андрей и спасал своего собрата апостола Матфея, побиение его камнями, распятие на кресте.

Текст «Слова о Крещении русской земли святым апостолом Андреем, како приходил на Русь» свидетельствует также, что апостольская миссия привела Андрея в землю словен, где позднее возник Новгород. Там, в местечке Грузино, апостол якобы воздрузил и оставил свой жезл[340]. Поэтому в новгородском искусстве, а позднее и в наследовавшей его культуре Петербурга его образ занимал столь заметное место. На иконе 1830-х годов (ГРМ)[341] он изображен на фоне имения графа А. А. Аракчеева в селе Грузино как небесный предстатель и покровитель этого дома. Архитектурно-пейзажный фон средника является точным воспроизведением вида имения, каким оно известно по литографии, исполненной в 1833 г. по заказу Аракчеева в одной из петербургских типографских мастерских[342]. Имя Андрей было семейным именем аракчеевых – его носили дед, отец и брат графа Алексея Андреевича. Идея, положенная в основу иконографии, глубоко традиционна и заставляет вспомнить многочисленные иконы русских святых, основателей монастырей, изображенных на фоне их обителей. Примечательно, что Андрей изображен предстоящим не Христу, а образу «Богоматери Знамения», чудотворной иконе и палладиуму Новгорода, поскольку Аракчеевское поместье Грузино принадлежало Новгородской епархии. Предстояние святыне древнего Новгорода усиливает идею покровительства апостола, чей крест, который он утвердил сначала на Киевских горах, а потом, согласно легенде, и в Новгороде, используется как художественный и символический мотив в памятнике Александру I, показанному перед Андреевской церковью в Грузино. Царственная эпоха освободителя Европы императора Александра смыкается с образом Андрея, пророчествовавшего о благодатном процветании будущего русского государства.

Поскольку Петр I считал Андрея своим небесным покровителем, его образ получает широкое распространение в иконописи Петербурга первой четверти XVIII века, причем фигура святого играет особую роль в имперских идеологемах новой столицы России. С основанием Петербурга меняется иконография апостола: в его облике начинают преобладать черты царственного величия, барочной парадности, официозности. На иконе из Эрмитажа[343], написанной в первой четверти XVIII века, апостол Андрей, подобно императорской особе, облокотившись на античную колонну с возложенной на ней книгой, показан на фоне классического портика смотрящим далеко вперед, словно провидящим будущее России. Он изображен в красном платье и зеленом плаще на фоне морского петербургского пейзажа с парусными кораблями, в мачтах которого варьируется тема креста. Вдали, на высокой горе, вновь появляется фигура апостола, держащего в руке, подобно царю Константину и крестителю Руси Владимиру огромный крест. Официальный образ апостола, проповедника, крестителя, пророка и небесного патрона русского самодержавного государства, получает здесь окончательный и зримый образ. Такой иконографии императоры Византии, которым так и не удалось сделать из Андрея своего официального патрона, конечно, знать не могли.

Михаил Талалай. Российские афонские обители как источник культа апостола Андрея

«Монашеская республика»[344] Афон, играет роль блюстителя вековых традиций православия – со всеми трудностями, которые встречаются в подобном положении (включая и эксцессы излишней ревности, известного афонского зилотства). Его роль как живого проводника византийской цивилизации воистину велика: афонские обычаи, заявления, публикации, иконы и прочее обладают высочайшим, почти непререкаемым авторитетом у церковного народа.