Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания

— Ещё как доходил! И до Готии нашей доходил, иначе зачем там церковь его? И все херсаки расскажут тебе, как прибыл к ним из Феодосии святой Андрей.

— Да, заглядывали мы по пути сюда в эту Феодосию… В развалинах теперь лежит славная некогда Феодосия. Ни следа человеческого… Только надписи одни с именем некоего царя Савромата. Не поймёшь, то ли имя это такое, то ли родом он был ваш брат савромат.

И тут в разговор вступил брат Сампсоний, монах из Фессалоники, также решивший по неведению своему укрыться от иконоборцев в Херсоне:

— Херсаки ваши — дрянной народец, нестойкий. В вере не твёрды, вруны жуткие, всяким ветром ересей носимы. Но, однако ж, гостеприимны и нищелюбивы — этого-то у них не отнять, у херсаков этих. Когда б не они, лежать мне теперь, братия, на городской свалке с проломленной башкой, и грызли бы меня сейчас голодные псы…

— И спаси их за то Господь, херсаков наших! — воскликнул Иоанн. — А мы, брат Епифаний, если ты, конечно, хочешь добраться до готской крепости, выдвинемся завтра на рассвете. Я зайду за вами в тот старый склеп, где вы укрываетесь. И увидите вы самое северное из мест, докуда доходил святой апостол Андрей Первозванный, когда вышел из Херсона, а Херсон тогда назывался ещё Херсонисом. Помяни моё слово: самое северное, дальше никто из апостолов не ходил, дальше на север в те стародавние времена до самого Северного океана были мрак и стужа, метели и льды, реки, навечно скованные льдом, и кровавые озёра, в которых жили гиперборейские крокодилы…

…«И седлают гипербореи своих крокодилов, — это уже снова снилось ему после тяжёлого дня, насыщенного встречами и разговорами, когда заснул он прямо с апокрифами в руках, — седлают они их, укутавшись в шкуры медведей и гигантских оленей, и пускаются в опасные походы прямо по льду своих северных рек — к Океану, где живут морские слоны, где выбрасывает на берег чудесный камень янтарь-электрон, горючий и целебный камень!

— А что будет, дедушка, если потереть этим электроном шкуру морского слона?

— Всё-то ты знаешь, Александр, — покачал головой старый Исаак, — и зачем спрашиваешь? Если потереть гладким куском электрона шкуру кого угодно — почему только морского слона? где ты их видел, этих морских слонов, а? — так вот, если потереть шкуру да хоть вон той дрянной кобылы, то посыплются из неё искры!

— Огонь и пламя?!

— Огонь и пламя, да.

— Прямо как на Содом и Гоморру, когда сжёг их Господь?

— Как на Содом и Гоморру, правильно.

— И прямо можно будет сжечь тем чудесным электрическим огнём весь этот Херсонес, где одни язычники? — всё больше распалялся Александр.

С дедом Исааком он сидел в опустевшем к вечеру херсонесском порту и ждал корабль из Феодосии, на котором его отец, вольноотпущенник Фавст, казначей самого Аспурга, царя боспорского, вёз в родной Херсонес, ныне союзный город, пленных тавроскифов и тавроскифянок, чтобы вместе с другими рабами отправить их затем на невольничий рынок в Синопу и выручить за них для своего царя целое состояние, да и себя, конечно, не обидеть.

— Э, зачем же сразу весь Херсонес жечь? — отмахнулся от внука Исаак. — Когда Господу будет угодно, тогда и пожжёт. А нам тут пока есть чем заниматься, понятно тебе?

— Но ведь поём мы в псалмах: «Господь — царь вовек и в век века! Погибнете, язычники, от земли Его!»

— А ещё мы поём, — отвечал ему Исаак, — «Помянутся и обратятся ко Господу все концы земли, и поклонятся пред Ним все отечествия язычников». Понимаешь? Нашему Господу поклонятся все страны, где одни язычники и живут, — нашему! Не видать ли ещё галеры?

— Не видать, дедушка. А скажи, как это может быть, чтобы отсюда кто добрался до самого Северного океана?

— А вот как, — сказал Исаак и, вытащив ножик, стал выцарапывать им на одной из плит вымостки геометрические фигуры. — Вот круг — это весь наш мир, за шесть дней сотворённый Богом, а вокруг него — ещё один круг: это, как говорят эллинские мудрецы, океан, и у меня нет основания им не верить, хоть они и язычники. Вот здесь, слева, Север, а значит, Северный океан, справа — Южный, снизу — Геркулесовы столпы, откуда начинается Наше море… — И тут Исаак вписал во внутренний круг букву «Т».

— Внизу, где ножка буквы «тау», Испания и Африка? — переспросил Александр.

— Именно. Вот оно, Наше море, идёт на Восток и упирается в центр земли — в священный град Иерусалим, где стоит на горе наш Храм, а в нём — Жилище Бога. На Север — видишь левую половинку перекладины? — идёт Эгеида, затем Пропонтида, затем Понт, где мы сейчас с тобой сидим, затем Меотида, смрадное болото, затем река Танаис, которая течёт до самого Северного океана. Теперь ясно?

— Ясно, дедушка. А правая половинка буквы «тау» — это что?

— Это, Александр, величайшая на свете река — Нил, в устье её стоит великий град Александрия, откуда я родом, а вытекает река Нил прямо из Южного океана. Никто не доходил до её истоков, как и до истоков Танаиса. А может, и Борисфена. Я не знаю точно, какая из этих рек впадает в Северный океан. Может, они обе и впадают.