Андрей Смирнов

Правда,   поразительно   быстро   поднялся   —   поразительно   быстро   для   человека,   которому

проткнули ногу трехдюймовым стальным шипом. Понятное дело, дяде хотелось жить.

И мне тоже.

Поэтому я оказался на ногах еще раньше.

Происходило   все   это   безобразие   на   небольшой   зеленой   полянке,   словно   самим   Господом

Богом предназначенной для подобных мероприятий.

На полянке мы были не одни. Присутствовало трое зрителей. Двое — слева: один, поджарый,

со шрамом поперек физиономии;  второй — совсем еще мальчишка. Третий — справа. Толстяк с

обрюзгшим лицом. На заднем плане пощипывали травку лошади. Но на помощь рассчитывать не

стоило.   Если  наши  зрители  не  вмешались,   когда бородач едва  не  снес  мне  голову,   то  не  станут

вмешиваться и теперь.

Не успел я толком оглядеться, а бородач уже шел ко мне, выставив меч, хромая и изрыгая

ругательства.

И вот тут толстяк неожиданно заорал:

— Меч, ваша милость!.. Справа!

Услышав толстяка, поджарый мужик тоже завопил:

— Гийом, выпусти ему кишки!..

Признаться,  я  не  сразу  сообразил,   кто  кому  что  кричит  и  кто  тут  за  кого  болеет.   Все  мое

внимание было приковано к бородачу, который направлялся ко мне с очевидно недружелюбными

намерениями. Я отступил на шаг...

И увидел лежащий в траве меч. Рядом с моим правым сапогом.

Я быстро нагнулся. Сердитый господин по имени Гийом рванулся вперед и едва не снес мне

полголовы. Я нырнул под клинок, схватил лежавший в траве меч и блокировал следующую атаку. И

еще   одну.   А   потом   Гийом   допустил   ошибку   —   попытался   ударить   меня   палицей.   Он   ведь   по-

прежнему сжимал палицу в левой руке. И мечом вертеть она ему совершенно не мешала.

Я увернулся и рубанул его по левой руке. Гийом завопил и допустил вторую и последнюю в

своей жизни ошибку — бросил взгляд вниз, на исклеченную кисть.

Я совсем не хотел убивать его. Но с того самого мгновения, когда я очнулся и увидел, что надо

мною стоит неизвестный человек, собирающийся меня прикончить, я действовал, а не думал.

Когда Гийом посмотрел вниз, мои руки, живя будто своей собственной жизнью, продолжили

начатое   движение.   Меч   взметнулся   вверх   и,   описав   в   воздухе   полукруг,   вошел   точнехонько   в

пространство между кольчужным капюшоном и густой темно-рыжей бородой сьера Гийома де Боша.

Правда, то, что он сьер и де Бош, я узнал уже потом.

Гийом   грузно   осел   в   траву.   Я   не   сразу   смог   заставить   себя   подойти   к   нему:   признаться,

ситуация меня немного шокировала. А когда все-таки смог и подошел, конвульсии у Гийома уже

прекратились и он был стопроцентно мертв.

На   полном   автомате   я   стянул   латные   рукавицы,   вытер   меч   и   подумал:   «А   из-за   чего   мы

подрались-то?..»

И вот тут я понял, что ничего не помню. Вообще. Не помню даже, как меня зовут.

От тихой паники по этому поводу меня уберегли две вещи. Во-первых, во мне отчего-то жила

твердая  уверенность,   что  пройдет  минута-другая и  все  встанет на  свои  места.  Я  вспомню,   кто  я

такой, вспомню, что я здесь делаю, и тогда станет ясно, что теперь делать с трупом этого большого

бородатого парня...

Во-вторых,   зрители   наконец   соизволили   покинуть   свои   зрительские   места   и,   громко

переругиваясь, подошли поближе.

— Это бесчестно!!! — вопил человек со шрамом.

— Все честно!!! — орал толстяк. — Оружие было у него в руках!

— Он должен был предложить ему сдаться!

— А разве твой Гийом, когда вызывал на бой моего господина, не сказал ему: «Мы будем

биться до смерти»?! Разве он позволил ему поднять свой меч?!

Так я узнал, что, оказывается, являюсь чьим-то господином.

— Но Гийом-то предложил ему сдаться! — не успокаивался поджарый.

Пора бы и мне вставить словечко.

— Уймись, — посоветовал я человеку со шрамом.

Он заткнулся. Причем сразу же. Глянул на меня со злобой, но тут же вперил взгляд в землю и

отправился к мертвецу.

— Что с телом-то делать будем? — спросил я толстяка, стараясь, чтобы мой голос звучал как

можно естественнее. Почему-то казалось мне, что за это убийство меня схватят и посадят в тюрьму.

С другой стороны, я защищался...

Но толстяк смотрел на происходящее под другим углом.

— Тело? А на что оно нам? Эй! — Он повысил голос. — А который тут гийомовский конь?

Когда поджарый, услыхав это заявление, повернулся и вперил в толстяка ненавидящий взгляд,

толстяк все так же буднично добавил:

— И доспехи с него снимайте и тащите сюда.

Я почувствовал, что что-то во мне противится этой идее.

— Не надо, — вмешался я. — Не надо нам его доспехов.

Поджарый мрачно уставился на меня, а толстяк удивился.

Но возражать не стал.

— Так уж и быть, — важно объявил он, обращаясь к поджарому. — Доспехи можете оставить

себе. Но коня мы забираем! Так который конь-то, вороной, что ли?

— Угу.

Толстяк вопросительно поглядел на меня, но поскольку я не сдвинулся с места и ничего не

сказал, сам подошел к вороному, ухватил за узду. Тот злобно фыркнул и попытался укусить.

— Зовут как? — спросил толстяк.

— Зверюга.

Следующие   десять   минут   толстяк   пытался   подружиться   с   этим   злобным   животным.   Я