Андрей Смирнов

становилась   совсем   уж   грязной,   слуги   ее  меняли.   По   коридору   сновали   любопытные   служанки.

Проходя мимо бочек хихикали и отворачивались. Или не отворачивались.

Одна из бочек в настоящий момент была занята сьером Жоффруа (нас вчера представили),

вторая свободна. Я заглянул внутрь бочки. Воды не увидел — ее скрывала толстая пленка сероватой

грязи.

— Тибо, скажи им, чтобы поменяли воду.

Тибо приволок двоих слуг. Один из них совершенно искренне спросил:

— Зачем же ее менять, ваша милость? Совсем ж недавно меняли! Сами гляньте!

Второй слуга молчал, посматривал в пол и явно ждал, когда их отпустят восвояси.

— Я вас не советоваться звал.

— Но...

— Долго мне еще ждать?!

Он заткнулся и вместе с приятелем занялся делом. Жоффруа, которому его собственный слуга

в этот момент как раз намыливал голову, одобрительно заявил:

— Правильно, эн Андрэ. Их надо постоянно гонять. Какая разница — чистая вода или грязная?

Если сказали: «Поменяй воду», — пойди и поменяй. Ведь если их не гонять — обнаглеют вконец.

Я посмотрел на разомлевшего рыцаря, хмыкнул и полез в бочку.

Когда я закончил мытье, Тибо уже ждал с чистым бельем... Кстати, о белье. Оно состояло из

двух частей: «ночной рубашки», опускавшейся до колен, и куска ткани, который наматывался на

бедра на манер подгузника. Облачаясь в это непотребство, я со вздохом вспомнил родной двадцатый

век...

Грязную одежду Тибо отдал женщинам: вычистить и зашить.

Потом наступила очередь лекаря, тщедушного изнуренного мужичонки лет сорока пяти.

Этот сморчок минут пять копался в моей ране (без всякого наркоза, разумеется), потом смазал

ее густой мазью. Поначалу стало полегче, но через пять минут после того, как лекаришка ушел, я

был   готов   выть,   бегать   по   стенкам   и   кусать   каждого,   кто   попробует   встать   у   меня   на   дороге.

Ощущение было такое, будто на ногу плеснули раскаленным металлом.

Но к вечеру боль отчасти унялась. Как раз вовремя, потому что мне сообщили о скором начале

пиршества.

Прихрамывая, я двинулся в обеденный зал.

Пиршественная зала была набита народом, что называется, под завязку. Мест не хватало, но

мне, естественно, место нашлось.

Эн Бернард сидел за главным столом, но не во главе его, зато не на скамье, а на высоком

деревянном стуле. Схожее сиденье стояло рядом — и там, в синем платье с кружевами, находилась

та самая женщина, красоте которой я так поразился вчера, когда мы тушили пожар. Оказалось, это

жена   Бернарда   Луиза.   В   эту   женщину   можно   было   запросто   влюбиться.   Особенно,   когда   она

смеялась.  Но  стоило   только  увидеть,   как  встречаются  ее  глаза  и  глаза  Бернарда,  чтобы  оставить

всякую надежду когда-либо завоевать сердце красавицы.

По   правую   руку   от   Бернарда   сидел  Родриго.   Напротив   Родриго,   слева   от   меня,   —   Рауль.

Несколько раз за вечер я замечал его недобрый взгляд, устремленный на Бернарда. Вспомнились

слова, сказанные Раулем в день, когда они с Родриго договаривались о союзе против Роберта. Рауль

признался,   что   они   никогда   с  Бернардом   не   ладили,   но   что,   несмотря   на   это,   он   считает  своим

долгом помочь Бернарду против наемников... Интересно, в чем была причина их вражды? Какие-то

старые счеты?

Тут мне еще кое-что вспомнилось.

— Кстати, — обратился я к виконту, — а вы прикончили этого Луи из Каора?

Того самого Луи, который «помирил» Рауля с Родриго, напав на Раулев замок. И упоминание

имени которого стало решающим аргументом в пользу похода в Эгиллем.

Лицо у Рауля стало таким, будто он разжевал что-то очень несвежее. Он мотнул головой.

— Нет.

— Так Луи здесь не было? — спросил я, подливая себе в кубок красного.

— Был, в том-то и дело. Но он, сучий сын, сразу удрал, когда мы в город вошли. Утром я

отправил за ним людей — да только те вернулись ни с чем.

— Куда же он делся?

— Черт его знает, куда его понесло. Местные говорят, что вроде бы в горы. И на восток.

— То есть как это — на восток? Мы ведь с востока приехали! Получается, мы — сюда, а он...

туда?

Рауль скрипнул зубами. Залпом опрокинул в себя кубок с вином, сморщился:

— Нет. Луи севернее взял: там, где дорог нет и коням не пройти. Горы эти он знает. Теперь его

ищи-свищи.

Рауль мрачно поглядел в пустой кубок.

А между столами продолжали сновать слуги, разнося все новые и новые угощения. В зале

пировали только люди благородного происхождения, но когда я вышел освежиться, то заметил, что

и в соседних комнатах не пусто. Там угощались пехотинцы и слуги.

Откуда-то   выползли   музыканты   и   запели   на   разные   голоса,   мешая   произносить   тосты.

Внезапно, к своему удивлению, я обнаружил, что один из тостов произносится в мою честь. Лично

бароном   Бернардом.   Ах   да,   я   же   герой-Робертоубийца...   Когда   Бернард   закончил   говорить,   я

посмотрел на Родриго. Родриго осушил кубок, вытер усы и подмигнул.

Тогда я встал и произнес ответный тост. Что-то о том, какой Бернард замечательный хозяин и

какая у него красивая жена. Что-то в этом роде. Банальное славословие. И вдруг к середине тоста я