всякому похотливому болвану, я не сопротивляюсь, когда меня «разводят».
Пока поднимались наверх, я был предупрежден об извращениях, которых моя спутница не
принимала ни в каком виде, а также о тех, за которые следовало платить отдельно. Подумалось
мельком, что такие списки следовало бы предъявлять клиентам в развернутом письменном виде —
дабы человек, взыскующий плодов продажной любви, мог обстоятельно поразмыслить, что он
хочет и за какую сумму. Однако говорить этого своей спутнице я не стал, не желая выбиваться из
образа; да и вообще не факт, что она умела читать и писать.
Поначалу я собирался сделать то, за чем пришел, сразу или в самом начале любовной
игры, но, помогая красотке избавиться от одежды, ощутил, что она
поверила в образ, который я позволил ей увидеть, но работала на улице не первый день и
внутренне была готова к любой пакости, которую мог выкинуть клиент. В таком состоянии ее
трудно было поймать; стало ясно, что придется играть свою роль до конца.
Вряд ли вас заинтересует механическая сторона секса: как, в какой позиции, как долго. Это
была монотонная работа — с ее стороны, хотя она и пыталась всеми силами показать, как ей это
нравится; но полагаю, что она сильно удивилась бы, узнав, что на самом деле я желаю ее не
больше, чем она меня.
Потом я оделся и внес вторую половину обещанной суммы; кажется, это полностью ее
успокоило. Я собирался уходить, она неторопливо натягивала юбку…
— Прости меня, — сказал я.
Танцовщица удивилась:
— За что?
— За это.
Ее шея была такой хрупкой и тонкой… это чувствовалось даже через плотную ткань юбки,
которую она так и не успела опустить вниз. Попытки закричать, вырваться, позвать на помощь
успеха не принесли. Я терпеливо ждал, пока она затихнет.
обмякшее тело, я отвел взгляд — не хотелось смотреть, как ссыхается, превращаясь в мумию, тело
красивой женщины.
…Прости меня, маленькая танцовщица. Ты не первая, кого я обманул и чью жизненную
силу похитил. И не последняя. Я слаб, и если не соберу достаточно силы до того, как дни начнут
сокращаться, а ночи — увеличиваться, еще одним неудачником — еще одним трупом, висящим на
Игольчатом Мосту — станет больше. И Ночная Тень заберет мою душу.
Хм… а не лицемерно ли убийце просить прощения у еще теплого трупа? Конечно,
лицемерно. Но так уж меня воспитали: сделал вред — попроси прощения… Правда, мои
воспитатели имели в виду деревья, а не людей, но ведь привычка — вторая натура.
Но вообще-то (только что осознал это) я невежлив.
Ведь при всяком знакомстве следует сначала представиться, а только затем пускаться в
воспоминания и отвлеченные рассуждения.
Меня зовут Льюис Телмарид. Я родился в Хальстальфаре около сорока лет назад (точно не
помню, может и больше), большую часть своей жизни занимался колдовством, а с ума сошел
совсем недавно, буквально в прошлом месяце… хотя вполне возможно, что и раньше. Не помню.
Иногда я начинаю думать, будто в моей голове живет кто-то другой, но сколь могу, упорно
борюсь с собственной шизофренией. Собственно, только чувство юмора и позволяет мне
сохранять хоть какой-то рассудок в сложившейся ситуации.
Чуть погодя я расскажу о своем извилистом жизненном пути немного подробнее… Но не
сейчас. Сейчас мне нужно забрать свои деньги, спуститься вниз и спокойно выйти на улицу.
Трактирщик — без сомнения, бывший в доле с убиенной красавицей — а также скучающие
вышибалы не должны заподозрить ничего плохого до тех пор, пока я не покину этот район.
Короткий заговор на обнаружение металла показал, что свои сбережения танцовщица
прятала в особом кармашке, пришитом к внутренней стороне нижней юбки. Я пересыпал серебро
и медь в собственный кошелек. Ей все это больше уже не понадобиться, зато, возможно, сохранит
жизнь кому-нибудь в будущем… например, тому, кого я не убью, когда мне понадобятся деньги.
Итак, я спустился вниз, постоял немного, демонстрируя всем своим видом напряженный
мыслительный процесс — не заказать ли чего-нибудь выпить? — потом решил, что не стоит,
10
отлил на заднем дворе и спокойно ушел. Добрался до гостиницы, заплатил по счету, сел на лошадь
и уехал из города. Все как по нотам.
Дорого б дал, чтобы моя жизнь всегда была такой скучной…
И вот я за воротами, еду на северо-запад, пытаюсь думать — осторожно, осторожно, не
затрагивая мысленным усилием тех областей разума и памяти, которые воспалены и сводят меня с
ума — пытаюсь понять, когда и как все это началось, найти хоть какой-то выход из лабиринта, в
который меня загнала жизнь…
Я родился…
Нет, ну что за глупое начало?
Если я — это как бы уже не совсем я, а местами даже и
крошечном поселке в восточной части Хальстальфара? Не большее отношение, чем к еще
полусотни рождений и смертей, которые некоторым образом воспринимаю (воспринимаем)
теперь, как свои собственные…
Нет, нет…
Так нельзя.
Надо выделить главное.
Сформулировать приоритеты.
Если этого не сделать — единство, которого удалось достичь с таким трудом, опять