Андрей Смирнов

Анкавалэн был пролит на землю. Теперь он принадлежит людям, но скрыт в них. И поэтому те,

кто правят землей и всеми остальными мирами, не желают, чтобы он пробудился. Ведь тогда они, всемогущие властители Сальбравы, утратят могущество, молодость и силу, станут тенями самих

себя и в конце концов исчезнут.

Я рассмеялся.

— Оригинальное у вас представление о миродержцах. А с чего бы им исчезать? Вы

собираетесь покорить Небеса? Скинуть Солнечных Князей с их тронов?..

— Нет, зачем? Этого не потребуется. Они сильны до тех пор, пока питаются нашей силой.

Мы им служим, порабощая себя государству, религии, наслаждениям, страху, страданиям. В тот

миг, когда мы не принадлежим себе, мы отдаем силу кому-то другому…

105

Я вздрогнул. То, что говорил Эдрик, внезапно перестало казаться забавным. Это было

слишком уж близко к сути Игры… а об Игре я ему ничего не рассказывал.

— …люди несвободны почти всегда, — продолжал он. — Боги сделали нас своими рабами

и употребляют нас, как свою пищу. Школа… ставит своей целью разорвать эту зависимость.

— И что вы сделаете, когда обретете свободу?

— Мы уже ее обрели.

— То есть? Вы открыли способ пробудить силу анкавалэна? — Я рассмеялся. — Ты не мог

бы сотворить парочку миров… не то, чтобы я тебе не верил, но все же…

— Нет. Еще нет. Мы приблизились к ее сути, мы очень многого достигли, но на «сундуке»,

который прячет эту тайну, не один замок…

— «На сундуке»? — Переспросил я.

— Просто… метафора такая. — Он рассмеялся. — Не обращай внимания.

— Хорошо. А если говорить конкретно? Чего именно вы достигли?

— Ты сам все видел.

Я вспомнил, как утром он — почти без оружия, играючи — справился с отрядом солдат…

Это впечатляло.

— Сложно этому научиться? — Поинтересовался я.

— Да, непросто. В Школу принимают только детей. Как правило, еще младенцев. Во

всяком случае — не старше двух-трех лет. Но и это считается поздним сроком, предпочитают

брать детей до года. Покупают на невольничьих рынках или у многодетных крестьян. Забирают из

приютов.

— И когда они вырастают… каждый из них в состоянии справиться с сотней солдат?

— Или с тысячей. — Бесстрастно ответил он. — Вас так и разбили, кстати.

— Кого — нас?

— Ну, Орден Крылатых Теней. Чванливых хальстальфарских ублюдков. — Теперь он

опять улыбался.

— Ах, так вот в чем дело… Я не помню, что тогда произошло. Я ведь говорил тебе. У меня

утеряна эта часть памяти. Значит… в политику вы все-таки вмешиваетесь?

— Иногда. Нечасто. Изгнанные Ордена в Ильсильваре нам были не нужны.

— А почему? Чем они вам помешали?

— Не знаю. — Эдрик пожал плечами. — Я тогда еще не родился.

Я смотрел на него и думал… Он не был похож на ильсильварца. Совсем не похож. Скорее

уж — на одного из моих соплеменников. Светлые волосы, голубые глаза, высокий рост…

типичный хальстальфарец. По сравнению с ним — я был нетипичным.

Родился после войны… не знает родителей… я вдруг подумал, что его отцом мог быть

кто-то из моих товарищей — из тех, кто занимались грабежами и насилиями в захваченном

Льюхвиле. Сам я папашей Эдрика не смог бы стать при всем желании — младшему помощнику

лекаря во время войны работы хватало по горло. Я не помню всего, что там было, но помню —

обычно я выматывался так, что мечтал лишь об одном: хоть где-нибудь прикорнуть часок-другой.

Кроме того, тогда я был еще совсем сопляком. С мозгами, основательно промытыми друидской

философией ненасилия и любви ко всему живому. Вряд ли у меня в те времена хватило бы

смелости прижать в уголке какую-нибудь смазливую девчонку. Все возможно, конечно, но… вряд

ли.

— А кто управляет вашей организацией? — Самым невинным тоном осведомился я.

— Прорицательница.

— Она правда может предвидеть будущее?

— Почти все настоятельницы в какой-то степени на это способны.

— А мужчины?

— У мастеров другие способности.

— И какое положение в Школе занимаешь ты?

— Я тел-ан-алатрит.

— Этого трудно добиться?

— Непросто. Для этого нужно выдержать обучение… — Мимолетная улыбка скользнула

по его губам. — Что удается далеко не всем. А затем пройти последнее посвящение. Во время него

и определяется, кто сумел Освободиться от Формы, а кто — нет.

— И что происходит с несумевшими?

— Они умирают.

106

— А с прошедшими испытание? Что дальше?

— А дальше — всё.

— Не понял.

— Ты можешь уйти. Или остаться учить молодежь. Во втором случае тебя будут называть

«мастером».

— Как я понимаю, ты выбрал первый вариант?

— Совершенно верно. — Он опять улыбнулся. — Как видишь, я здесь.

— Вы поддерживаете какую-нибудь связь?

— Да, если нужно. Помнишь пожилого человека в трактире? Это была одна из моих

настоятельниц.

Мне показалось, что я ослышался.

— «Настоятельниц»?.. Там был пожилой мужчина.

— У них нет пола. Вернее сказать, они могут принимать любой пол по своему

усмотрению.

— Почему тогда… настоятельницы, а не настоятели?

— Потому что в Школе они обычно пребывают в женских обличьях. Считается, что

женщина управляет лучше. Настоятельницы составляют административную иерархию Школы.

— А мастера?

— А мастера — отдельно. Такие, как я, в Школе ничем не управляют. Да нам это и не

надо.

Я подумал, а потом спросил:

— Почему ты сказал, что пройти обучение удается не всем?