Андрей Смирнов

со спины — но сколько не оглядывайся, не увидишь их до тех пор, пока не зайдет солнце и не

настанет наконец их время… За мной следило что-то бесформенное и злое — детские страхи, но

когда я проснулся, ощущение чужого внимания осталось, хотя и перестало быть таким

отчетливым. Я понял, что это не просто кошмар.

Меня все-таки нашли.

Я поддерживал защиту, препятствующую магической слежке, с тех самых пор, как

выбрался из темницы Яртальского князя. Защита отнимала силу — не так много, но у меня не

было лишней. Когда я истощался, приходилось идти в открытую. Однако, если бы я не ставил ее

вовсе, уверен — оборотень разыскал бы меня гораздо раньше. Да и маги, работающие в городской

страже, быстренько меня бы локализовали.

Защита была не самая плохая — одно то, что мне удалось пройти с ней все Речное

Королевство, уже кое-о-чем говорит — однако теперь, похоже, нашелся умелец, способный меня

переиграть.

Я выругался.

— Что-то случилось? — Спросил Эдрик. Услышав мои объяснения, поинтересовался:

— Ты можешь определить, этот колдун… находится в городе и следит за тобой с помощью

каких-нибудь приспособлений?.. Или по нашему следу едет отряд?

Похоже, на этот раз его ясновидческие способности не сработали. С другой стороны,

магическое наблюдение вели за мной, а не за ним.

— Подозреваю, будь отряд поблизости, ты бы и сам его почувствовал, — сказал я.

112

— Так значит — отряд?

— Не знаю, — я потер середину лба. — Не уверен, что это вообще человек…

— То есть? — В голосе появился легкий интерес.

Я не стал рассказывать о своем сне. Ощущения, которые испытываешь в кошмарах,

довольно сложно описать. Страх — это слишком расплывчато, неопределенно. Есть множество

видов страха. И множество переживаний, которые сам отличаешь друг от друга достаточно ясно, но сообщить о них кому-либо не можешь — в человеческом языке нет подходящих слов. Система

кодировки состояний предусмотрена в Искаженном Наречье, однако Наречье — язык формул, для

повседневной речи он не годится (если, конечно, ты не извращенец-сингайл, которому по жизни

больше нечем заняться).

Первое, чему учится маг (и чему он продолжает учиться все время, пока живет) —

внимательному отношению к своему внутреннему миру. Хаос ощущений, обычным человеком

неосознаваемый или осознаваемый лишь поверхностно, для мага — многомерная вселенная,

которая тем богаче и удивительнее, чем тоньше обращенное к ней внимание. Это волшебные

струны мира, которые пронизывают все, что есть, и нас самих в том числе — прикасаясь к ним, мы создаем свои заклинания. Хотя этот мир и непредставим для обычного человека, между

«внутренней вселенной» и внешней поверхностью вещей нет непреодолимой границы. Внешнее

переходит во внутреннее и наоборот. Суженное, неподготовленное сознание различает лишь

самые простые, самые ощутимые движения этого внутреннего мира — голод, жажду, похоть,

веселье, гнев, любовь, злобу, печаль… Эти состояния — как волны, тревожащие поверхность:

только поэтому они и видны обитателям поверхности. Но есть еще и глубина, о которой простые

смертные ничего или почти ничего не знают. Невозможно стать магом, не научившись

погружаться в нее.

Я упоминаю об этом для того, чтобы объяснить, каким образом самый обыкновенный

кошмар вкупе с ощущением чужого внимания позволили мне сделать кое-какие выводы

относительно того, что же за тварь спустили по нашим следам. «Кошмар», «чужое внимание» —

слова, известные и на поверхности. Я не знаю, как передать сопровождавшие их «глубинные»

ощущения. Поскольку время не ждало, и мы не собирались исписывать страницу за страницей

формулами на Искаженном, я выдал Эдрику готовый результат моих ощущений-предчувствий-

предположений:

— Похоже, это какой-то демон, — сказал я. — И довольно сильный. Демон-охотник,

вероятно… слыхал о таких тварях?

Он кивнул.

— С какого круга?

— Сеигбалаокх, не ниже, — речь шла о концентрических кругах, образующих внутреннее

пространство Преисподней. Каждый круг соединял в себе по несколько десятков, а иногда — и

сотен Сфер. — Хотя черт его знает. Я не разобрал. Может, и выше.

Хотя традиционно и считается, что Преисподняя находится под землей, а значит — и о

перемещении к ее центру следует говорить «ниже», «еще ниже»; тем не менее духовидцы,

созерцающие владения Князей Тьмы, нередко воспринимают свой полет как вознесение,

приближение к некой мистической вершине — Дну Миров, где вечно пребывают повелители

мрака. Это не удивительно, ибо по отношению к «нормальному миру», который можно

представить как пирамиду с Обителью Солнца на вершине, ад представляет пирамиду

перевернутую, и нужно сначала перевернуться самому, чтобы затем восходить по ее ступеням, а

не падать по ним. Впрочем, какая из двух пирамид «нормальная», а какая «перевернутая» —

вопрос относительный, целиком зависящий от вашего личного восприятия. Большинство

обитателей земли считают «нормальной» пирамиду света лишь потому, что на заре времен именно

Солнце повергло Горгелойга, а не наоборот. Солнце установило свои порядки, но если бы победил

Горгелойг… все было бы точно так же. Только наоборот.