Андрей Снежков учится жить

У девушки рано умерли родители, и она воспитывалась в детском доме большого степного города. Проучившись десять лет, она поступила работать в трест «Востокнефть» ученицей машинистки. Машинистка, пожилая, молодящаяся особа, была злой и нервной женщиной. Она не учила Машу работе на машинке, а заставляла ее только резать бумагу, менять изношенную ленту на новую, разносить по кабинетам напечатанный материал да по два раза в день бегать в «Гастроном» за булками и чайной колбасой.

Так продолжалось около года. Наконец Маше все это надоело, и она поступила на курсы счетоводов при тресте.

Когда Маша окончила курсы, ей предложили два промысла: Сызрань и Яблоновый овраг в Жигулях. Она выбрала последний. Девушке показалось в названии этого промысла что-то романтическое. Маша собиралась в Яблоновый овраг словно в далекую Сибирь, в затерявшийся в тайге поселок.

Приехала она сюда в мае и сразу была очарована и Волгой, и Жигулями, и тихой деревенской жизнью.

Отрадное лежало в широком устье долины, с трех сторон защищенное от ветров горами.

С тех пор как в соседнем Яблоновом овраге открылся нефтепромысел, Отрадное начало преображаться. Появились бараки, пекарня, столовая для рабочих и служащих, большое двухэтажное деревянное здание конторы.

Но все же это была деревня, окруженная лесистыми горами, на берегу широкой привольной реки. Ночи здесь стояли глухие, без единого шороха и звука, только изредка в горах ухал филин, и эхо далеко разносило его стон, потом снова наступала такая тишина, что если долго прислушиваться к ней, то начинало звенеть в ушах.

* * *

Была вьюжная ночь, густо падал снег. Ветер с Волги метался по деревне, сырыми хлопьями осыпая с головы до ног выходивших из клуба.

Павел поднял беличий воротник Машиной шубки, крепко прижал к себе руку девушки, и они пошли по безлюдной улице в конец Отрадного, где Маша снимала комнату у одинокой вдовы.

— Что нового на буровой? — спросила девушка.

— Бурим! — коротко ответил Павел.

— А у вас как идут дела? — снова спросила Маша.

— У меня? Как всегда... — внезапно Павлу захотелось рассказать девушке о том, что уже второй день он выполняет обязанности помощника бурильщика и что не всякого так быстро переводят на такую ответственную работу, но не решился.

«Не стоит, — подумал он. — А то еще покажется ей, будто я хвалиться люблю».

— А я вот знаю, — начала Маша и засмеялась.

— Что же вы знаете? — смутился Павел.

— Ай-яй! Работает уже помбуром, а сам — «как всегда!» Не знала, что вы такой...

— Да нет... Я просто... мне... — начал он сбивчиво и, окончательно растерявшись, замолчал.

— Так и быть, на первый раз прощаю! — сказала Маша, весело улыбаясь.

И тут же переменила разговор:

— Скоро открываются курсы бурильщиков. Не думаете поступать?

— Давно жду таких курсов.

— Но они будут без отрыва от производства. Пожалуй, трудно.

— Ничего. Меня в армии научили не бояться трудностей!

Около домика с двумя деревцами под окнами Павел остановился.

— Маша, вы не озябли? — спросил он девушку, всю засыпанную снегом.

— Я не слышу. Что вы говорите? — засмеялась она и попыталась откинуть воротник.

— Подождите, я сейчас... — сказал он.

И когда поднял руки, чтобы помочь Маше, на него повеяло таким волнующим теплом и запахом расцветающей сирени, что, не владея больше собой, он обнял девушку и поцеловал ее в холодные-холодные губы.

Маша не знала — любит ли она Павла, но он был добр и ласков с ней, она уже мечтала о замужестве и ребенке, а девушке еще никто не говорил слов любви. Сбивчивое, путаное объяснение Павла она приняла с радостью и так разволновалась, так разволновалась, что даже заплакала.

* * *

Вечером, за ужином, не поднимая от стола взгляда, Павел сообщил, что он женился. Нынче зарегистрировался, а завтра собирается перевезти домой вещи невесты.

За столом вдруг наступила тишина. У Дмитрия Потапыча выпала из рук ложка. Всем стало неловко.

Старик кое-как поел, не проронив ни слова, поспешно перекрестился на иконы в переднем углу и ушел к себе за печку.

Молчал и Константин. Тут же после ужина он начал вязать сеть и весь углубился в свою работу.

Зато сообщению Павла обрадовалась Катерина. Она давно поговаривала о женитьбе деверя и теперь привязалась к нему с расспросами, позабыв про неубранную со стола посуду.

Павел, краснея, отвечал односложно, скупо и все порывался уйти в горницу, но Катерина не отставала.

За этой сценой внимательно наблюдал Егор, то и дело пряча в учебник расплывавшееся в улыбке лицо. Наконец он не выдержал и сказал:

— Мама, ну чего ты приклеилась к дяде Паше?

Катерина обернулась к сыну и, взявшись руками за бока, покачала головой:

— И чему вас учат в школе? Ума не приложу!

Павел благодарно посмотрел на племянника и торопливо ушел в горницу.