Андрей Столяров

Оставались неясными два фундаментальных во­проса. Во-первых, можно ли закрыться от такого сканирования? Можно ли поставить защиту, блокирующую несанкционирован­ное вторжение в психику? Ведь иначе у нас просто не останется тайн. Как в свое время написал Жюль Ренар, «мозг не знает стыда». У самого нравственного человека могут иногда возникать совершенно патологические интенции. Их выбрасывает «наверх» веч­но кипящий котел подсознания, и этот спонтанный, сугубо при­род­ный процесс нельзя отключить. Если вывернуть наизнанку наш внут­ренний мир, если он в яви проступит и станет видимым всем, то любой человек окажется с го­ловы до ног вымазанным в грязи. Никакие оправдания не помогут. Ничто его репутацию не спа­сет. Так вот, к нашему разочарованию выяснилось, что за­щи­ту здесь по­ставить не удается. Во всяком случае, ни Дафна, ни я, как ни старались, сделать этого не смогли. Конечно, оставалась на­дежда, что со временем мы разработаем соответствующий метод, но пока это было именно так.

У Дафны однажды вырвалось, что это ужасно.

— Я не хочу, чтобы ты знал обо мне все. Женщина есть тайна, которую мужчина разгадывает всю жизнь. Извини за этот культурософский галлицизм: я все же большую часть жизни провела во Франции. А если разгадывать будет нечего, женщина превращается в вещь — ее можно использовать, а потом отодвинуть куда-нибудь и забыть.

Я был с ней, в целом, согласен, с той лишь поправкой, что тайной, экзистенциальной загадкой является сам человек, и если аура тайны исчезнет, он действительно превратится в вещь, в безликий предмет, значение которого определяет его сугубо утилитарный функционал. Мы как люди, как носители разума существуем в данном статусе лишь потому, что не понимаем сами себя.

Однако пока это были чисто схоластические философемы. Сейчас же нам предстояло исследовать второй прикладной вопрос: мы с Дафной можем сканировать только друг друга или кого-то еще? После непродолжительного обсуждения решено было осторожно расширить эксперимент. На ближайшем «обобщающем се­минаре», куда явились двадцать шесть человек, я, улучив минуту, когда разгорелась дискуссия, попытался осторожно войти в экстрасенсорный регистр. Результат был ошеломляющим. Почти в то же мгновение холодные, как у призрака, пальцы начали ощу­пывать и, точно ком пластилина, торопливо уминать мой мозг, а еще че­рез мгновение сверкнула внутри него бледная вспышка, от кото­рой я на пару секунд ослеп. Надеюсь, что внеш­не я ничем не вы­дал себя. Во всяком случае, в мою сторону никто вроде бы не поглядел, и до конца семинара я не ощущал на себе ни чьего по­вышенного внимания. Тем не менее стало ясно, что в скан­не­ров или эмпатов, как я предложил это назвать, транс­фор­мирова­лись не толь­ко мы. Дафна, более склонная к ло­гическому мышлению, тут же заметила, что здесь мож­но диагностировать при­сут­ствие сра­зу двух человек: первый, несомненно, сам по­пы­тался меня про­ска­нировать и, может быть, да­же взять мое со­знание под кон­троль, а второй, по-видимому, за­щищался, он поставил тот са­мый ментальный барьер, антиви­рус, уничтожаю­щий несанкционированное проникнове­ние. Од­но­вре­менно она высказалапред­положение, что такое, как у ме­ня, без­адресное включение не может локализовать ни донора, ни реципиента. Проще го­во­ря, мы не можем установить ни того, кто вступил со мною в агрессивный контакт, ни того, кто этот контакт насильственно оборвал.

— Но есть в этом и позитивное следствие, — сказала Дафна. — Они, вероятно, тоже не смогли тебя локализовать.

И далее она сформулировала любопытную мысль: адресность в экстрасенсорных коммуникациях возникает либо при со­зна­тельном и обоюдном взаимодействии, именно что «лицом к лицу», когда контрагенты, оба, четко представляют себе, кто есть кто, либо (второй случай) спонтанно, при межгендерном ре­зо­нансе, как это поначалу произошло у нас. Она даже добавила, что в латентном, неосознанном виде подобный контакт мо­жет возникать в состоянии влюбленности или любви, когда оба парт­нера, одновременно являясь и донорами, и реципиентами, способны воспринимать друг друга на большую, чем обыч­но, когнитивную глубину. Рациональное зерно в этом было. Я тут же вспомнил, что некоторые восточные практики трансцендированиятребовали предельной эротичес­кой близости; счи­талось, что в кульминационном слиянии двух природных начал, инь и ян, женского и мужского, возникает новый субъект, способный выйти за гра­ницы земной реальности. Видимо, что-то такое люди интуитивно чувствовали уже давно.