Читаем Андрей Тимофеевич Болотов – выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833 полностью

Тимофей Петрович конечно же знал и о малой образованности Миллера, и о его «методике» обучения и поэтому принимал меры к тому, чтобы найти более подходящее место для учебы сына. Когда полк стоял в Курляндии (нынешняя Латвия), он договорился с одним из местных дворян Нетельгорстом, державшим домашнего учителя, о том, что тот возьмет Андрюшу для совместного воспитания со своими детьми. Об этом периоде жизни Андрей Тимофеевич вспоминает как о времени, сыгравшем важную роль в его обучении: «... отдание меня в чужой дом, а особливо такой, как был сей, послужило мне в бесконечную пользу, так что я и поныне еще благословляю священный для меня прах моего родителя за то, что он сие сделал, ибо тут не только в полгода я гораздо множайшему, а немецкому языку столько научился, сколько не выучил во все времена у прежнего учителя, но вся моя натура и все поведение совсем переменилось и в меня впечатлелось столько начатков к хорошему, что проистекли из того на всю жизнь мою» [4 Там же. Стб. 81.].

Учитель Чаах был образованным степенным человеком. Он хорошо знал немецкий и французский языки, в доме Нетельгорста разговаривали только на них, и юному Болотову не составило большого труда овладеть как тем, так и другим. Кроме того, Чаах умел хорошо рисовать и, узнав о склонности Андрюши к этому виду искусства, стал обучать его и рисованию.

Дети Нотсльгорста были несколько старше Андрея, хорошо воспитаны, имели склонности к наукам. Общаясь с ними, он воспринимал все их лучшие качества. У Нетельгорста Болотов прожил более года. В 1749 г. полк отца перевели в Финляндию. Поскольку жена ждала в это время ребенка, а сыну необходимо было продолжать образование, Тимофей Петрович решил жену отправить в родовую деревню, а Андрюшу определить в частный пансион в Петербурге. Переезду жены должна была помочь дочь Марфа Тимофеевна, жившая тогда вместе с ними, а устройству Андрюши — его дядя Тарас Иванович Арсеньев, живший в Петербурге.

С помощью Тараса Ивановича Андрюшу устроили в пансион, который содержал учитель кадетского корпуса Ферре. Уехали мать с отцом, и он остался один. Первое время трудно ему было в новой обстановке, с новыми людьми. Положение осложнялось еще тем, что состав пансиона не был постоянным: по ряду причин воспитанники часто покидали пансион, их место занимали другие, и так без конца.

Твердой программы обучения в пансионе не придерживались, общими для всех были лишь языки, французский и немецкий. Другие учебные предметы подбирались по желанию родителей и склонности воспитанников. Андрюша изучал географию и рисование. Основным методом изучения французского языка был перевод с русского басен Эзопа, а также текста русских газет. Андрей предпочитал перевод газетных статей, поскольку это приносило двойную пользу: овладение языком и знакомство с политической и общественной жизнью страны, с другими странами, их городами и т. п.

Летом 1750 г. полк отца перевели в Выборг, а вскоре он почувствовал себя плохо. Хотя и не хотелось ему прерывать учебу сына, он вызвал его, предчувствуя близкую смерть. Специально высланные лошади привезли Андрюшу в Выборг. К этому времени Тимофей Петрович уже лежал в постели под постоянным присмотром полкового лекаря.

Первым, что сделал он после приезда сына, была проверка знаний Андрея. Ему понравились рисунки сына, его французский язык, приличные знания географии. Однако отец был весьма огорчен тем, что сын основательно забыл немецкий язык. Если у Нетельгорста, где в употреблении был немецкий язык, Андрюша более или менее свободно разговаривал на нем, то после пребывания в пансионе Ферре он это умение утратил. Вот что значит повседневная практика. Хотя читать, писать по-немецки и понимать чужую речь он не разучился.

Отец решил восстановить утраченные Андреем навыки немецкой разговорной речи и снова привлек для этой цели Миллера. По нескольку часов в день более месяца занимался Андрей немецким языком, в основном чтением и разговорной речью, но желаемого успеха не достиг. Или действительно Миллер нацело был лишен педагогических способностей, или ученик, всей душой возненавидевший своего мучителя, уже не был способен воспринимать что-либо от него. Вторая неудачная попытка привлечения Миллера для обучения юного Болотова завершилась сама собой: 26 сентября 1750 г. (по старому стилю) скончался его отец — Тимофей Петрович. Поскольку он занимал высокий пост в армии, его похороны сопровождались торжественной траурной церемонией, а тело было погребено в соборной церкви Выборга. Занятия с Миллером, естественно, были прекращены.


Хлопоты об отпуске из армии

Смерть отца внесла большие осложнения в жизнь молодого Болотова. Дело в том, что по дворянским обычаям тех времен он еще в детские годы был зачислен на военную службу и теперь состоял в полку в чине сержанта. Оставаться в армии по малолетству мальчик не мог, а уйти из нее по тогдашним условиям было делом весьма сложным: отпуска, даже краткосрочные, разрешались только высоким начальством.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научно-биографическая литература

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное