Читаем Андрей Тимофеевич Болотов – выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833 полностью

Хотя стиль изложения XVIII в. для нас несколько труден, однако он дает более яркое представление о своеобразной личности А. Т. Болотова. Поэтому во всех цитатах из его работ текст сохранен в основном без изменения. В тех же случаях, когда он употреблял слова, непонятные современному человеку, в квадратных скобках дано их пояснение. Так же обозначены и другие замечания автора к тексту Болотова. Все даты указаны по старому стилю, кроме событий, имевших место после 1918 г.

В списке литературы приводятся работы, которые не вошли в библиографический указатель «А. Т. Болотов», изданный Центральной научной сельскохозяйственной библиотекой ВАСХНИЛ в 1984 г.

В работе над рукописью автору помогли сообщением интересных сведений об А. Т. Болотове, ценными советами по оформлению будущей книги И. Д. Балахонцев, Е. А. Болотова, А. П. Георгиева, Г. В. Глаголева, Е. М. Давыдов, П. А. Кобяков, В. Я. Лазарев, Н. А. Малеванов, С. А. Полищук, 3. С. Потапова, Ф. С. Сласный, А. Л. Толмачев, Т. А. Твердунова, А. И. Трошин.

Всем им автор выражает свою самую искреннюю и сердечную признательность.


Введение

Забытое имя

Талант и работоспособность А. Т. Болотова были огромны, заслуги перед обществом несомненны, тем не менее его деятельность не получила надлежащей оценки ни при жизни, ни у последующих поколений.

Правящие круги царской России, пресмыкаясь перед иностранными дворами, из поколения в поколение воспитывали русскую интеллигенцию в духе преклонения перед всем иностранным, в частности перед иностранной наукой, в духе неверия в русский народ и презрительного отношения к его способностям.

Вот почему проявления русского таланта, открытия и изобретения, даже такие, которые составляли эпоху в истории человечества, не замечались правящей кликой, приоритет русской науки и практики не отстаивался. Ведь не случаен же тот факт, что Екатерина II приглашала в Россию за огромную плату англичанина Уатта, в то время как русский гениальный самоучка И. И. Ползунов, уже давно сконструировавший паровую машину, умер в нищете и неизвестности.

Открытие и экспериментальное доказательство величайшим русским ученым М. В. Ломоносовым закона сохранения материи и энергии своевременно не было оценено в России. Оно было несправедливо приписано французскому ученому А. Лавуазье, хотя тот пришел к своим выводам па 20 лет позднее Ломоносова.

С тех же позиций освещалась и история агрономической мысли в России. Введение новых приемов земледелия, новых сортов сельскохозяйственных растений, новых машин и орудий некоторые авторы связывали только с развитием иностранной науки и техники.

Примерно такое положение было и с работами А. Т. Болотова. На его опытах, исследованиях, печатных трудах воспитывались сельские хозяева целого столетия (с 70-х годов XVIII в). Авторы же всевозможного рода учебных пособий по агрономии обычно ссылались па Тэера, Либиха, Юнга, Феленберга и других ученых, но редко упоминали Болотова. А между тем, например, Тэер начал свою деятельность только в начале XIX в. Болотов же во второй половине XVIII в. уже изложил основные принципы рационального сельского хозяйства.

Он считал, что прошла пора, когда Европа могла смотреть на нас сверху вниз, что у русского народа ей многому можно и нужно поучиться. «Мы находимся ныне в таком состоянии, что во многих вещах не только не уступаем нимало народам иностранным, но с некоторыми в иных вещах можем и спорить о преимуществах»[1 Экон. магазин. 1786. Ч. 26. С. 64.].

Болотов не был сторонником пренебрежительного отношения к иностранному опыту. Но он был против некритического, механического перенесения в Россию всего иноземного. Так, говоря об устройстве садов, Болотов следующим образом излагал свои мысли об использовании иностранного опыта. «Мы, имея известия о садах разных государств, можем ими при сем случае пользоваться и извлекая из всех их лучшие и более с обстоятельствами нашими сообразные вещи, присоединять к ним нечто и от себя, и через самое то составим нечто особое»[2 Там же. С. 62.]. Русская агрономическая наука развивалась своими путями, на основе своей теории и практики. Деятельность Болотова является прекрасным подтверждением этому. Однако при изучении истории нашей Родины некоторые авторы допускают грубые ошибки в оценке прогрессивных деятелей прошлого. 


Необоснованная критика

Подобный, сугубо формалистский подход к оценке деятельности Болотова мы имеем в работе В. Б. Шкловского [3 Красная новь. 1928. № 12. С. 179.]. Не поняв роли Болотова в развитии русской науки, грубо исказив действительность, Шкловский дал в своей повести карикатурный образ ученого и резко отрицательную оценку его творчества.

Сильная тяга к знаниям, наблюдению, к экспериментам представляется Шкловскому как желание скучающего в деревне помещика разогнать тоску «фокусами и развлечениями». В систематической записи Болотовым своих наблюдений (из них метеорологические наблюдения велись свыше 50 лет) Шкловский видит только «затеи барина».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научно-биографическая литература

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное