Андрейка

У Андрейки рот приоткрылся. "Аборт?!" Он представил себе, что бы началось, если б к директору или завучу их московской школы заявилась девица с такой просьбой. Скандал! Понаехали б комиссии. Из РайОНО. Из всяких горсоветов. Заседания-проработки...

Тут не случилось ничего. Мистер Даглас позвонил кому-то, видно, учительнице, и спросил ее, не возражает ли она, если экзамен у Анны-Марии Гран из ее класса он примет сегодня. Сам.

Через секунду негритянка лет 16-- 17 в потертом свитере и драных шортах радостно влетела в комнатку, где сидел Андрейка, и, не обращая на него никакого внимания, принялась писать. Временами она что-то бормотала вполголоса, притрагиваясь пальцами к своим смоляным волосам, закрученным в десятки тоненьких косичек.

"Полная Луна, -- сказал себе Андрейка. -- К завучу с абортом... "

Из кабинета вице-принципла снова донесся женский голос. На этот раз говорила женщина явно немолодая. Измученным надтреснутым голосом поведала, что, как она думает, ее сын курит марихуану и продает в школе. А дома не держит. Так, наверное, здесь прячет, в своем локере...

Донесся телефонный разговор, через несколько минут кто-то вошел, и мистер Даглас спросил пришедшего деловито, давно ли он доставляет в школу наркотики. Как давно?! -- повторил сиплым, сдавленным голосом.

Послышалось шевеление, трудное дыхание, наконец ответили, что уже месяц, как начал...

-- Где достаю? ... Я не знаю, мистер Даглас, имени черного, который доставляет марихуану... Могу сказать лишь, где храню.

-- За признание -- половина наказания. Пошли к локеру...

Андрейка уже кончил писать, когда они вернулись.

-- ... Твое счастье, что я узнал об этом от твоей матери, -- прозвучало за дверью. -- И ты обещаешь "завязать". Только поэтому я не позвоню в полицию. Но в следующий раз ты пойдешь в тюрьму. Тебе не поможет ничто...

Андрейка решил, что самое разумное в такую минуту к вайс-принципалу не идти. Принялся переписывать свою биографию, оглядев книжные полки вдоль стены. Нет ли словарика?

Как-то корректнее надо сказать о дурацком законе, загнавшем его в бывшее студенческое общежитие по имени "музыкальный ящик"...

С трудом преодолел искушение спросить у губастой негритянки, шепчущей что-то свое, можно ли в биографии выразить несогласие с каким-либо канадским законом. Или... свобода свободой, а в зубы дадут...

Решил написать: "Из-за такого закона мог и загнуться... "

Выглянул из комнатки осторожно:

-- У меня готово...

Раздраженный Даглас ходил по кабинету взад-вперед, молча взял листки Андрейки. И сразу повеселел.

-- Ну, господин Бах, при таком английском вам не страшна даже мисс Гертруда.

... Первый день занятий начался торжественно. В актовом зале пели гимн "О Канада!" Затем его пели каждое утро, но не с таким энтузиазмом. После него молился, кто хотел. Андрейка искоса поглядывал на молившихся. В Москве не молилась даже бабушка...

Наконец ученики разбежались по классам.

Первый день привел Андрейку в замешательство. Спустя час сосед по парте исчез. Затем Андрейка помчался сломя голову на свой урок. Вообще во всем классе почти не было учеников, окружавших его час назад.

Он чувствовал себя как в электричке или метро.

Пассажиры входят, выходят. Никому нет дела до другого. Вроде бы никто ни с кем не разговаривает. А гул, как на вокзале.

На ланче иначе. Здороваются, спрашивают, как дела. Отвечают обычно одно и то же: "Я очень устал". Видно, так принято. Разбились на группы. Что-то обсуждают оживленно, жуют, кидаются огрызками, и многие, Андрейка с удивлением отметил, без всякой экспрессии матерятся...

Матерная брань на разных параллелях и меридианах, по-видимому, вовсе не одно и то же, подумал Андрейка. В Грузии, сам видел, это гнуснейшее оскорбление. Скажешь кому-либо "Я твою маму е... " и получишь ножом в горло. В обрусевших республиках, сколько он помнит себя, матерщина всегда была обыденным средством человеческого общения. Но в школах и учреждениях редко кто посмел бы послать своего приятеля или сослуживца, звонко, в общественном месте, по матушке. Это скандал!

В Северной Америке, он узнал это от Каланчи в тюремном дворике, была сексуальная революция. Наверное, по этой причине матерились на каждом шагу. Девчонки на ланче отваживают надоевшего собеседника: "Fuck off, Harry!" Говорят беззлобно подруге, пристающей с пустыми расспросами: "Fuck off, dear Michelle!"

Андрейка вначале поеживался от этого "матерщинного тенниса", как в тюрьме! Но... никаких эксцессов не происходило...