В море наше, — как ни странно,
Хоть и внуки слуг Вулкана.
Были мы всегда сильней,
Нежели они, проклятые, —
Но возьми-ка в провожатые
Ты с собою двух парней!»
Андриеш с печальным взором
Попрощался с Дельфишором,
Вежливо простился следом
С добряком — Дельфиньим Дедом.
Наконец, расстались. Вот
Андриеш уже плывет
Темным, возледонным низом
На большом Дельфине Сизом.
На поверхность всплыли скоро.
Как отрадна гладь простора!
Волны синие трепещут,
Белой шерстью в берег плещут,
Вьются на песчаном ложе…
На кого они похожи —
Понял мальчик наконец, —
Несомненно, на овец!
Не морская синь вокруг —
А огромный, свежий луг,
Весь не в рифах, не в бурунах,
А в овечках белорунных!
И пасется вся отара
Под охраною Лупара, —
Он за них всегда ответчик,
Мудро сторожит овечек!
К берегу подходит стадо, —
И признаться хлопцу надо,
Что не пас он никогда
Столь огромные стада!
Только Сизому тревожно,
Хоть плывет он осторожно, —
Молвит он: «Взгляни вперед!»
Глянул Андриеш — и вот
Увидал, лишь только глянув,
Трех огромных Акулданов,
Чешуей сверкающих,
Бронзой отливающих.
Над водою черной блещут,
По волнам хвостами плещут.
А вода-то — как чернила!
Закипела, забурлила
На далеком расстоянье:
Здесь — владенья Акулданьи!
И Дельфин сказал тогда:
«Расступитесь, господа, —
Уберите ваши туши!
Нужно нам доплыть до суши,
Только гостя мы проводим —
Поплывем в обратный путь:
Мы не смеем посягнуть
На владенье мелководьем!»
Тут, озлобленно воспрянув,
Двое грузных Акулданов
По невидимому знаку
Яростно полезли в драку.
Но Дельфин, блестяще-сиз,
Челюсть одному отгрыз,
Тот отчаянно завыл
И убрался в донный ил.
Бегство участью благой
Посчитал тогда другой,
Третий же, огромный, злобный,
Громкий клич издал утробный,
Бросился наперерез
И немедля в бой полез, —
Он вонзил, урча, дрожа,
Два клыка, как два ножа,
Высоко подпрыгнув, в спину
Беззащитному Дельфину, —
Знать, имел к тому привычку!
Сизому, видать, капут!
Андриеш припомнил тут
Аурику — невеличку!
Перышко достал пастух,
Дунул на легчайший пух,
Бросил перышко с размаху,
Ждет спасительницу — птаху.
Акулдан же все наглеет,
Вот уж скоро одолеет
Он Дельфина!..
Стонет тот,
Задыхается, ревет
От предсмертного усилья…
Вдруг, откуда ни возьмись,
Золотом сверкнула высь,
И сверкающие крылья
Силой неизвестной власти
Вновь исчезли, в воздух канув,—
Акулдан из акулданов
Развалился на три части,
Кверху повернувши брюхо,
Вниз пошел и булькнул глухо, —
Отучился нападать,
Навсегда забыл науку.
Только перышко опять
К пастушку вернулось в руку.
Тут явились в миг единый
Стаей сторожа-дельфины
И того, который сиз,
Увлекли поспешно вниз,
Где, на дне стихии синей
Госпиталь стоял дельфиний.
Врач его искусный ждет, —
Случай все же очень редок…
«Андриеш, иди вперед!» —
Сизый крикнул напоследок.
Скоро в полосе прибрежной,
Белопенной, белоснежной,
С темно-синими, хвостатыми
Он простился провожатыми.
Снова — ветерок в лицо, —
Голубое озерцо
За песчаной кромкой есть,
Просит на берег присесть,
На невзгоды плюнуть,
Ноги в воду сунуть…
Пастушок присел на кромку,
Отложил свою котомку
И взглянул на небосвод:
Тучка тучке вслед плывет,
Словно белую листву
Кто-то сыплет в синеву
Много разных испытаний,
И препятствий, и страданий
Хлопцу выпало в пути —
Множество дорог пройти,
И еще, видать, немало
Этих тропок предстояло…
Свет осенний золотист,
Льнет к тропинке желтый лист,
Ветер свеж и даль светла…
Отчего так много зла
На земле живет и правит,
И себя бесстыдно славит?
Даже в море, в добром море,
И несчастье есть, и горе!
И спешат, спешат к нему
«Почему» да «почему».—
Почему же? Где ответ?
Иль его и вовсе нет?
Так сидит, сидит пастух,
Только переводит дух, —
Путь его ведет к победам,
Страх ему давно неведом:
Встал пастух, и твердым шагом
По долинам, по оврагам
Мимо деревень и сел
Он решительно пошел.
Лихо он идет… Куда?
Приближались холода…
Глава четвертая
К югу птицы улетели,
Солнце греет еле-еле,
Кушмы белые надели
И деревья, и дома,
А в горах, среди ущелий,
Воют злобные метели.
Знать, пришла на самом деле
Неизбежная зима.
Знать, она на самом деле
Стелет свежие постели,
Клочья шерстяной кудели
Сыплет горстью на поля
И дыханьем ранней стужи
Примораживает лужи,
Льдинки сизые к тому же
Изморозью запыля.
Вновь недвижен воздух синий,
Искрится на солнце иней,
Стала вся земля пустынной,
Белой, словно молоко,
Лишь кусты чернеют ныне
Мелкой сеткой четких линий,
И сквозь дремлющие кодры[28],
Как всегда, — упорный, бодрый,
Человек идет легко.
Не тяжка его котомка,
По земле скользит поземка,
Льдинки звякают негромко,
На кустах остекленев.
И по зелени поминки
Правят хрупкие снежинки,
Кроя, словно на картинке,
Ветви голые дерев.
Даже сосны, даже ели
Сверх одежд своих надели
Одеянья из метели, —
В деревеньках все дома
В одеяниях особых,
И на кровлях низколобых
Галки топчутся в сугробах, —
Да, на мир сошла зима.
Солнце — редко, солнца — мало,
Лишь подобием штурвала
В небесах зубчатый круг
Движется за блеклой тучей,
И струится свет колючий
На село, на лес, на луг.
Лень и холод — два врага.
Лишь падут на мир снега,
Как немедля, в тот же день,
Прочь прогнать потребно лень,
На морозе лень опасна,
Хлад повелевает властно
Согреваться, не лениться,
Торопиться, торопиться,
И в тумане зимнем вплавь,
До седьмого поту,
Торопись, беги — оставь
Лень,
Кровать,
Зевоту!