Андрогин

«Главное, чтобы от чистого сердца», – примирился он со своим литургическим невежеством и попросил Сущего:

«Пусть будет так, Господи, чтобы не все врата на путях наших были закрыты и не все силы зла были неспящими. Чтобы был нам выход и вход, если мы очень сильно этого захотим…»

Занятый придумыванием слов молитвы, он не сразу заметил старика, одетого в нечто на манер рясы. Старик вышел из храмины и неспешно проследовал мимо него и Лидии. Павел Петрович принял его за местного священника. Старик уже сошел с древней платформы и миновал ограждение кладбища, когда зачем-то остановился и оглянулся на Вигилярного. Тот оторопел.

– Лидия, это же Гречик!

– Не мешай, – отмахнулась от него жрица, застывшая в медитативной позе.

Павел Петрович бросился догонять старика, но возле ограждения уже никого не было. Он спустился к канаве, которая в древние времена служила оборонительным рвом, добежал по ней до кособокой хозяйственной постройки, сложенной из неровных пористых камней, заглянул в нее. Никого. Человек в рясе, казалось, растворился в медово-лилово-синих августовских сумерках. Вигилярный вдруг понял, что его суетная беготня оскверняет мирное спокойствие этого святого места. Он тихим шагом возвратился к храмине и терпеливо дождался, когда жрица выйдет из молитвенного транса.

– Вы меня обманули, – сказал он Лидии. – Профессор жив.

– Никто никого не обманывал. Люди сами себя обманывают.

– Я идиот, да?

– Если бы ты был идиотом, то лежал бы сейчас на дне Несамовитого. И был бы там далеко не первым. Я же говорила тебе, что невозможно получить все знания сразу. Тебе, краеугольный Хранитель, необходимо расти. Усложняться. Шаг за шагом. Стадия за стадией.

Часть IV За пределами всех стадий

Почтовая станция в землях Черниговского наместничества, 12 ноября 1794 года

Досточтимый мастер ▲Т ожидал брата масона под тополями, высаженными вокруг станции. Ночь выдалась ветреной и непроглядно темной. Казалось, сама природа решила поупражняться в конспирации вольных каменщиков. Наконец послышались шаги. Крепко сбитый, одетый в темное гражданское платье, брат без видимого напряжения нес обитый железными полосами сундук. Увидев ▲Т, крепыш направился к нему. Лицо его, словно вытесанное из твердой древесины, казалось сосредоточенным на высокой и скорбной мысли. Подойдя к ▲Т, он поставил сундук на землю.

– Значит, это правда. Григорий Саввич умер, – сказал ▲Т, получив от брата надлежащее рукопожатие.

– Да, Magister Venerable[139], – подтвердил прибывший на французском. – Хранитель третьего дня отошел на Вечный Восток. Брат Мишель, по обстоятельствам взявший на себя выполнение воли покойного, поручил мне доставить этот ковчег тебе. Он сказал, что такой была последняя воля мэтра Григория.

– Что в ней? – перешел на французский ▲Т.

– Судьба содержимого сего ковчега отдана на твое усмотрение. Соответственно, это ты должен знать, что в нем находится. Я только посредник. Вот ключ. – Крепыш положил на крышку сундука причудливо выгнутый металлический стержень.

– Я понял тебя, любезный брат, разберемся. Но, правду говоря, я ожидал не тебя. Из какой ты ложи? Ты офицер? Какого полка?

– Какое это имеет значение, Magister Venerable? – прищурил глаза крепыш. – Так же, как и ты, я человек свободный и доброй славы. Надеюсь, этого достаточно. Имею честь откланяться, – сказал он и будто растворился во тьме, из которой вынырнул несколькими минутами раньше.

▲Т на минуту задумался, потом проверил пистолет и двинулся в ту сторону, где исчез тайный посредник. Он миновал разлинованный мелом ротный плац и вышел на площадь перед станцией. Там царило безлюдье. Только крытая скрипучая повозка, минуя шлагбаум, выезжала с площади на Лохвицкую дорогу. ▲Т подошел к полосатой караульной будке.

– Спишь, тетеря?

– Никак нет, ваше благородие! – Перетянутый лентами солдат выскочил из будки и вытянулся во фрунт перед ротным офицером.

– Что это там за телега? – ▲Т указал на повозку.

– Вертеп, ваше благородие!

– Какой еще вертеп?

– Рекомый «Алимбус», ваше благородие! Странствующие комедианты. С ярмарки едут.

– С какой ярмарки?

– Не могу знать!

– Дурак.

– Так точно, ваше благородие! Дурак!

▲Т всматривался во тьму. Туда, куда уехал цирковой фургон. Всматривался до тех пор, пока не стих скрип колес фургона и он не растворился навсегда в кромешной перспективе.

2011 год

Перевод с украинского Надежды Дутчак осуществлен в соответствии с авторской версией романа.