Андроид Каренина

— Мне нисколько не тяжело было. Это сделалось само собой, — сказала она раздражительно, — и вот… — нетерпеливым движением руки она дала знак Андроиду Карениной, чтобы та воспроизвела сообщение мужа.

— Я понимаю, понимаю, — перебил он ее, не глядя на монитор и стараясь ее успокоить. Обняв ее, он случайно увидел, что за ее головой один из изумрудных цветков необычного дерева вдруг неожиданно распустился или, по крайней мере, раскрылся, но Вронский был уверен или думал, что уверен, что еще минуту назад бутон этот был плотно закрыт.

— Анна… — начал Вронский и замолчал, глядя на то, как странное дерево стало вдруг проявлять себя: тонкая пленка вылезла из колокола цветка и, оказавшись на свободе, начала разрастаться в стороны, словно бы это был мыльный пузырь, выпускаемый малышом, сидящим где-то в ветвях дерева.

— Я одного желал, я одного просил, — продолжил Вронский, переключив свое внимание на Анну, но все же одним глазом продолжая следить за загадочным цветком, — разорвать это положение, чтобы посвятить свою жизнь твоему счастью.

Но Анна отступила от него и закрыла глаза, словно бы пытаясь найти надежный мостик, который провел бы ее через разыгрывающееся море беспокойных мыслей. Вронский в отчаянии вздохнул и отвернулся; его внимание отвлек светящийся монитор Андроида, на котором было выведено сообщение от Каренина.

Пока граф был погружен в чтение сумасшедшего послания, тонкая пленка бесшумно отделилась от цветка, растянувшись до таких размеров, когда она стала полностью прозрачной, и, подплыв к Анне, сомкнулась вокруг нее, превратившись в невидимую прочную оболочку.

— Разве я могу сомневаться в этом? — сказала Анна. Но из-за странного пузыря они не могли уже слышать друг друга. Так часто бывает в разговоре двух влюбленных — они вспыхивают в гневе и смущении, каждый отстаивает свою точку зрения, они говорят и говорят, не в состоянии услышать друг друга из-за того, что им мешает стена их предубеждений; но в данном случае барьер между ними был слишком реальным и твердым.

— Если б я сомневалась… — продолжила Анна, но тут же остановилась, желая услышать слова поддержки, чтобы найти силы говорить дальше.

Но Вронский не слышал ее и потому никак не мог поддержать.

Вместо этого он обратил свое внимание на двух прохожих.

— Кто это идет? — сказал вдруг Вронский, указывая на шедших навстречу двух дам. — Может быть, знают нас, — и он поспешно скрылся за ствол соседнего дерева, Лупо сел позади него.

Анна не заметила этих маневров, погруженная в свои собственные страхи и стыд. Когда дамы прошли, Вронский вернулся к ней и увидел этот ужас и стыд в глазах ее и расценил их как странную злобу, с которой глаза ее смотрели из-под вуали. Смущенный, он вновь обратился к посланию.

Опять, как и в первую минуту, при известии о ее разрыве с мужем, Вронский, читая письмо, невольно отдался тому естественному впечатлению, которое вызывало в нем отношение к оскорбленному мужу. Теперь, когда он читал послание, он невольно представлял себе тот вызов, который, вероятно, нынче же или завтра он найдет у себя, и саму дуэль, во время которой он с тем самым холодным и гордым выражением, которое и теперь было на его лице, выстрелив в воздух, будет стоять под выстрелом оскорбленного мужа. И тут же в его голове мелькнула мысль о том, что ему говорил Серпуховской и что он сам утром думал — что лучше не связывать себя, — и он знал, что эту мысль он не может передать ей.

Прочтя сообщение, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не все, что он думает. И она поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было не то, чего она ждала.

— Ты видишь, что это за человек, — сказала она дрожащим голосом, — он…

И пока эти ужасные мысли бегали по кругу в ее голове, прозрачная оболочка наползла на Анну, спустилась вдоль ног и, как затянутый бечевой мешок, сомкнулась внизу.

Вронский не слышал того, что говорила ему Анна, и уж тем более не видел, что вся она оказалась вдруг в прозрачном пузыре. Горделиво отвечая на письмо, светящееся на мониторе Андроида, он говорил:

— Я радуюсь этому, потому что это не может, никак не может оставаться так, как он предполагает.

— Мой муж играет нами, — сказал Анна. Она чувствовала, что судьба ее решена, и это чувство делало все предложения Вронского ненужными.

— Не может продолжаться. Я надеюсь, что теперь ты оставишь его. Я надеюсь, — он смутился и покраснел, — что ты позволишь мне устроить и обдумать нашу жизнь. Завтра… — начал он.

— А сын? — продолжала Анна. — Что будет с моим ребенком? — Она содрогнулась, потеряла равновесие и упала на прозрачное дно невероятно тонкой и прочной сферы, которая, как вдруг осознала Анна, начала медленно поднимать ее прочь от земли.

— О, боже! — вскрикнул Вронский, наконец заметив, что происходит. — Анна, ты паришь!

— О, боже! — вскрикнул Вронский, наконец осознав, что происходит. — Анна, ты паришь!