Андроник I Комнин

Это впечатление усиливали еще и громадные ночные лагерные костры. При известии о приближении пафлагонского войска жители столицы покидали свои рабочие места и толпами располагались на возвышенностях и холмах, вглядываясь в азиатскую сторону морской бухты, «как будто бы они, — говорит хронист, — хотели поклониться седому и облысевшему Андронику»[411]. В лагерь Андроника начали прибывать его первые сторонники (οί μεγάλοι, οί μικροί, oi μέσοι), которые изумлялись относительно малому количеству солдат, находящихся в его распоряжении[412].

Протосеваст Алексей находился в трудном положении. Он не мог выставить против вражеской армии сухопутного войска. Кроме того, многие при дворе относились к Андронику благожелательно. Алексей рассчитывал только на помощь богатых латинян разных национальностей, которым он доверял больше, чем грекам[413]. Поэтому Алексей решил защищать Константинополь с моря, с восточной стороны. Одновременно он вступил в дипломатические переговоры. Он направил к Андронику проповедника Георгия Ксифилина с миссией заключить с Андроником соглашение, пообещав ему богатые подапки, высокую должность и помилование именем Божиим. Протосеваст забыл, однако, что духовенство с негодованием смотрит на его интриги с латинянами. Евстафий говорит, что Мария и протосеваст Алексей потому потеряли любовь греков, что они пытались завоевать латинян подарками и обещаниями, и даже перспективой передать им столицу и ее жителей в качестве рабов как военный трофей[414]. Эти утверждения, безусловно сильно преувеличенные, говорили о позиции греков по отношению к латинскому населению Константинополя. Поэтому кажется таким достоверным упоминание Хониата о том, что, согласно тогдашним слухам[415], Ксифилин выполнил свое поручение с точностью до наоборот. Верный своему красноречию, Андроник направил во дворец гордый ответ с требованием призвать протосеваста к ответу и убрать его из дворца. Василиссу Марию следовало отправить в монастырь, а Алексей II должен был сам исполнять свой императорский долг в соответствии с завещанием своего отца. Спустя несколько дней положение Андроника еще больше упрочилось, после того как Великий Дука Андроник, командующий флотом протосеваста, перешел на сторону врага. Над протосевастом насмехались и нейтрально настроенные придворные, и те, которые колебались, не стать ли им на сторону Андроника. Они шли к Андронику в Халкедон и «возвращались облагодетельствованные назад в свои дома».

Город бурлил все сильнее. Народ проклинал василиссу[416]. Дворцовая стража выпустила из тюрьмы Иоанна и Мануила, сыновей Андроника, а также других заговорщиков и отправила на их место сторонников протосеваста. Сам он был задержан германской дворцовой гвардией и оттуда в полночь переведен в здание Большого дворца. Под усиленной охраной ему не разрешалось даже заснуть. Через несколько дней протосеваст, сидя на пони и держа в руках флаг, насаженный на палку для телесных наказаний, был под улюлюканье толпы препровожден в лагерь Андроника. По приказу Андроника и с согласия важных сановников, входящих в его свиту, Алексей был ослеплен[417]. Хониат, враждебно настроенный к латинянам, упрекает протосеваста в изнеженности, абсолютном незнании военного дела, расточительном хозяйствовании и чрезмерных тратах государственной казны на поддержку латинского флота, который и так уже был сильнее всех взятых вместе морских сил Византийской империи. Аналогичным образом осуждает образ действий протосеваста и Вильгельм Тирский[418].