Андроник I Комнин

Дальше Андроник действовал чрезвычайно осторожно. Продолжая оставаться на азиатском берегу[419], он направил в Константинополь все свои корабли под верховным командованием Великого Дуки Андроника. 2 мая 1182 года в столицу вступила сухопутная армия. В сражение было втянуто и население Константинополя, которое всегда было настроено враждебно по отношению к богатым и привилегированным иностранцам[420]. В те же дни начался погром латинян, около шестидесяти тысяч которых населяли красивейшую часть города у Золотого Рога[421]. Пафлагонские солдаты и жившие в нищете греки сжигали их имущество и поджигали их дома, дворцы и церкви. Евстафий содрогался от описания тех чудовищных вещей, которые творились в эти дни. С помощью «греческого огня» латинян атаковали с моря, убивали женщин, стариков и детей; каждая пядь земли была пропитана кровью. Не щадили даже богаделен, даже монахов и священников[422]. Убитому Иоанну, иподиакону римской Церкви, отрубили голову и привязали ее для потехи к собачьему хвосту[423]. Могилы были разграблены[424]. Жертвами огня стало множество домов и церквей[425]. Спаслись только те, кого надоумили спрятаться вместе со своим имуществом на кораблях и галерах, или те, кто нашел убежище у своих греческих друзей. Свыше четырех тысяч латинян были проданы в рабство варварам, barbaris nationibus[426].

Остаток этих ужасных дней беглецы, искавшие спасения на судах, провели на Принцевых островах и в близлежащих городах, после чего, собрав флот и пылая жаждой мести, они опустошили огнем и мечом поселения, расположенные на побережьях Геллеспонта и Средиземного моря. Были разграблены также монастыри, в которых константинопольцы хранили свои богатства[427]. Войска Андроника не преследовали врага. Они ограничились локальными действиями внутри столицы.

При описании вышеназванных событий Хониат упоминает комету, которой можно было любоваться на небосводе, и говорит о кречете, который трижды перелетел через дорогу, ведущую от Св. Софии к Большому дворцу. Этим странным явлением Андронику было предсказано трехлетнее кровавое правление Византийской империей.

Почти все придворные толпились вокруг Андроника. Последним на азиатский берег явился патриарх Феодосий в сопровождении столичного духовенства. Однако Андроник принял их очень странным образом. Торжественно одетый, он сошел с коня и, по греческому обычаю, пал ниц перед патриархом. Через некоторое время он выпрямился, поцеловал подошву туфли Феодосия, приветствуя тем самым его как спасителя юного императора и как борца за добрые дела. Разговор обоих мужчин был драматически напряженным. Патриарх начал разговор цитатой из Книги Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя»[428]и словами Давида; «Как слышали мы, так и увидели…»[429], потому что он знал Андроника только по рассказам Мануила[430].

Андроник, который на лету понял сентенцию глубокомысленного патриарха, ответил: «Смотрите, вот смиренный армянин»[431]. Андроник сожалел, что никто не стал на сторону патриарха при исполнении им опеки над Алексеем II и в управлении государством. Когда патриарх возразил, что он отказался принять на себя заботу о юном императоре и что вообще после появления под городом пафлагонской армии Алексея уже считали мертвым, Андроник покраснел от стыда и притворился, что он не понимает, почему говорят о смерти мальчика-василевса[432]. Патриарх уклончиво извинился, сославшись на свой преклонный возраст и на то, что церковным уставом ему не разрешается заниматься светскими делами, тем более что Андроника абсолютно достаточно, чтобы обеспечить Алексею надлежащую опеку. Здесь приведен разговор, который вели между собой аристократ Церкви и аристократ по происхождению. В первой половине мая Андроник решил вернуться в Константинополь как регент при императоре Алексее II[433].