Единственным диссонансом, нарушившим антиандроповскую гармонию сессии Верховного Совета прозвучало выступление председателя КГБ Федорчука. Федорчук был озабочен расположением Генсека: он был не из его лагеря и не ему был обязан своим восхождением. Совершенно несущественно, что он думал, как в действительности относился к Андропову: он был кадровый офицер, мыслил статично и рассуждал однозначно, — Андропов получил высший чин в партии, стало быть, ему следует служить и угождать. И он поспешил, явно до времени, с верноподданническими заявлениями: «Все мы знаем Юрия Владимировича Андропова как талантливого руководителя и организатора, политического деятеля ленинской школы, обладающего широким кругозором, глубоким видением проблем и мудрой осмотрительностью при принятии решений» /60/.
Поспешил — и проиграл. Андропова не обманула душевная лесть Главного Полицейского — она не была вызвана производственной необходимостью и не внушала ему доверия. Коллег Генсека возмутили велеречивые дифирамбы Федорчука: соратников — из-за их преждевременности, противников — из-за того, что дифирамбы эти свидетельствовали о федорчуковской беспринципности. И те, и другие решили не поддерживать председателя КГБ, когда (и если) Андропов захочет и сумеет сместить его.
А пока что расстановка сил в Кремле не изменилась: Андропов вынужден был продолжать борьбу за расширение и усиление своей власти с тех же исходных позиций, с которых он к этой власти пришел. Ему дали понять, что новое поколение руководителей, инициативное, гибкое, образованное и одновременно послушное его воле, которое он рассчитывал ввести в Политбюро и Секретариат ЦК, сможет придти только тогда, когда состарится и будет хорошо обработано системой. Омоложение и обновление высшего аппарата власти было необходимо, но его пока не удалось осуществить; вместо него Генсеку было навязано коллективное руководство.
Теперь советская жизнь стала «разыгрываться» секстетом: Андропов — Устинов — Громыко — Алиев — Черненко — Тихонов. Андропов в этом секстете — дирижер, но не маэстро: он ограничен в «творческой» свободе. Инструменты в секстете распределялись так: Устинов — армия, Громыко — внешняя политика, Алиев — политическая и уголовная полиция, Черненко — партийный аппарат, Тихонов — экономика. «Коллективное руководство» — одна из любимых тем советской пропаганды. Если, однако, не поддаваться влиянию пропаганды и судить о советском обществе не по его лицемерным декларациям, а по реальной расстановке сил в нем, то можно легко увидеть, что сама идея коллективного руководства как системы и организации власти, находится в глубочайшем противоречии с сущностью коммунистического режима, с его философией «демократического централизма» и со всем его социально-политическим укладом. Коллективное руководство в СССР всегда возникало только как переходная форма правления и лишь для того, чтобы выделить из своей среды диктатора с той или иной мерой единовластия. Периоды «коллективного руководства» никогда не были длительными. Они продолжались несколько лет и на различных этапах советской истории имели свои особенности. В первые годы правления советских Генсеков власть делили так: при Сталине — Рыков (правительство), Зиновьев (Коммунистический Интернационал), Дзержинский (государственная безопасность), Бухарин (идеология); при Хрущеве — Булганин (правительство), Жуков (армия), Сабуров и Первухин (экономика); при Брежневе — Косыгин (правительство и экономика), Суслов (идеология), Кириленко (партийный аппарат), Шелепин (госбезопасность), Подгорный (местные и верховные советы).